В наступивший за сим день, поутру, хотел было я съездить поранее в контору, чтобы попросить секретаря о скорейшем писании определения. Но его там не было. А между тем, прислал за мною барон, чтоб вместе с ним съездить в дом покойника и достать деньги и все нужное, для обивки гроба, ибо ему не хотелось без меня ничего распечатывать и доставать. Итак, мы туда с ним ездили и все нужное исполнили, а возвратясь оттуда в дом к барону, отправили приезжавшего штаб-лекаря тамбовского; а после того все гурьбой поехали обедать в дом землемера Новикова, к господам Марковым, его шурьям. Сии господа Марковы были люди весьма еще молодые и самые же наши соседи по Богородицку, о которых упоминал я прежде, говоря о частой езде к ним в дом командира моего, г. Давыдова, и у которых было две сестры в девках, а третья замужем, за помянутым землемером г. Новиковым. Молодцам сим, бывшим почти еще ребятишками, удалось было как-то обалахтать меньшого брата, зятя моего Шишкова, Александра Герасимовича, и преклонить его к женитьбе на одной из незамужних сестер своих. И как дело сие было у них совсем уже слажено, то приезжали они тогда к помянутой замужней сестре своей, Аграфене Васильевне, боярине очень умной, бойкой и по Козлову именитой и славной, вместе с женихом, для каких-то надобностей. Я не мог тогда довольно надивиться, как допустил себя г. Шишков сим ребятишкам, или паче бойкой их сестре, себя прельстить и довесть было совсем до того, что он хотел на ней жениться, хотя невеста сия совсем была ему не под стать. Но чего не может сделать молодость, и красота, и бойкость женщин! Но, по счастию, дело сие как-то у них после расклеилось, и он впоследствии времени женился на другой.
Но как бы то ни было, будучи у своего зятя в Козлове, вздумалось им для барона, любившего их зятя, сделать пир, а вместе с ним звать и нас всех к себе, или паче к зятю своему, на обед, которым и угостил всех, как лучше требовать не можно; и мы просидели у них до самого вечера и были угощением их очень довольны.
Между тем, несчастная и новая вдова чуть было без нас не умерла. Она была ужасно поражена смертию своего лужа, лежала в доме барона почти без чувств и [одни] обмороки последовали за другими и были величайшие. Мы, возвратясь, старались ей помочь всем, чем было можно, а между тем, делали свои распоряжения к погребению на другой день ее покойного лужа. Но как барон после сего засел опять за свое любимое упражнение, игранье в карты, то я украдкой брызнул домой и там, пописавшись, прилег отдохнуть и проспал весь вечер.
Как следующий за сим день назначен был для погребения покойного г. Добраса и главное попечение о том имел барон со мною, то, встав поранее и одевшись, поехал я в печальный дом и, осмотрев все там нужное, к барону. Сего застал я еще спящего. Но, дождавшись и переговорив между собою, поехали мы оба опять в дом умершего и занялись распоряжениями церемонии при выносе и приуготовлениями к трактованию всего духовенства после погребения. Но как мы всем тем ни спешили, но дело продлилось до первого часу, к которому времени съехались туда все городские; а скоро за сим привезли и жену покойникову, которую лучше бы и не привозили, ибо она, бедная, измучилась тут, упавши в жестокий обморок; я сколько ни отговаривал, но не мог переспорить. Но как бы то ни было, но мы погребли тело покойника в Яковлевском монастыре, находившемся неподалеку от города; и как в оном были все нужные к таковым обрядам вещи, то процессия была изрядная. Гроб обит был зеленым атласом и галуном серебряным, покрывало атласное, пунцовое; везли его на лошадях, покрытых черными попонами и ведомых людьми в епанчах черных; факелы, весомые с боков, были восковые, а пред гробом шла военная команда, отдававшая ему последнюю честь. Все городские отчасти пешими, отчасти в каретах и других экипажах провожали тело до монастыря самого; духовного чина было множество. Но как погребали, я не видал, ибо я оставался в доме, для попечения о столе. По возвращении же от церкви, обедали тут игумен со всеми попами и дьяконами, и мы с бароном их угощали и занимались тем до самого вечера, так что деньгами оделяли их уже при огне. По удовольствовании и распущении всех и по окончании всего, проехал я к барону, где нашел полное собрание всех городских и опять игру карточную. Но я, соскучившись снова зрением на сие упражнение, уехал скоро опять тайком и провел весь вечер дома в обыкновенных своих занятиях.
Итак, предали мы прах друга нашего земле, и любезного вашего Ивана Христофоровича как не бывало! Он был хотя природою немчин, но как был он в нашем законе, да и женат на россиянке и во всем почти русский, то потому и погребли мы его в монастыре Яковлевском и по обрядам нашей церкви. Я оросил гроб его дружескою слезою, при последнем прощании, и вспоминая то, как он меня любил, не могу и поныне вспомнить его без сожаления, и чтоб не пожелать, дабы прах его почил с миром.
Свободное копирование
