Наутрие, не успело ободнять, как является ко мне человек от родственника моего и двоюродного брата жены моей, Николая. Александровича Каверина, с извещением, что он, с женою своею Анною Петровною, приехал в Козлов и, желая со мною видеться, хочет, чтобы я к нему приехал обедать. Но как сего последнего мне сделать было не можно, за обещанием быть в сей день на обеде у г. Черневского, то, отговоривишись от того, по славному сказал, что я не премину с ними повидаться; да и тотчас одевшись, к ним и поехал, но нашел дома одну только Анну Петровну, с которою повидавишсь, проехал я к барону, чтоб и его попросить о скорейшем решении нашего дела. Сей, по обыкновению, принял меня очень ласково и также обещал с своей стороны о том постараться, чем я был и доволен. От него заехал я к г. Добрасу, который был уже с некоторого времени не очень здоров и, посидев у него поехал уже на обед к г. Черневскому.
Там нашел я одного только г. Рахманова, с которым, как казалось был г. Черневский в особенности дружен. Но скоро приехали и все прочие званые гости, и их набралось такое множество, что каков стол ни велик был, но хозяину не было и места уместиться за оным. Угощение было изобильное, а после стола началась изрядная попойка и игра в карты. Наконец, чтоб сделать пир совершеннейшим послали за бывшими тогда в городе цыганами, которыми наполнилась полна зала, и началась скачка, пляска и такое оранье и кричанье, что прокричали ажно все уши. Мне, не любившему никогда увеселения сего рода, так они криками и ораньем своим надоели, что я решился было от них уехать к городничему, у которого в сей день обедал родственник мой, г. Каверин с женою, и к которому обещал было я приехать после обеда. Но хозяин, приметив, что я взял шапку, ухватил меня и никак не отпустил. Итак, принужден я был предать опять уши свои страданию от несносного их крика и вопля и пробыть тут до самой ночи.
Но наконец кое-как я увернулся и вечер просидел у городничего и ужинал.
В последующий за сим день, еще до света, прибежал ко мне друг мой Кузьмич, для совета: мне нужно было с ним посоветовать о том, как бы поправить мне одну ошибку, учиненную в рассуждении крепостной моей дачи, в сельце Болотовке, о которой как-то не упомянуто было ничего в выписке, а мы то как-то прозевали. Он советовал мне поговорить о том с секретарем, к которому я со светом почти вдруг и поехал. Сей охотно брался сделать мне сие одолжение и ошибку сию поправить, но говорил, что надобно о том поговорить и попросить г. Черневского. Итак, ездил я и к сему, благодарил его за вчерашнее угощение, а кстати попросил я о сем; и он с охотою на сие дозволение свое дал, чем дело сие было и поправлено. От него проехал я к моему родственнику и, посидев у него, брызнул в кантору, думая не инако, что достанется мне опять только табалу бить, ибо не думал, чтоб судьи в этот день что-нибудь сделали. Однако, я в том, и к удовольствию моему, обманулся. Судьи не были так ленивы, но в сей день трактовали о нашем деле и положили на мере, чем оное решить. Сам барон, вышедши к нам, сказал: "решили!" Сего одного слова довольно было к тому, чтобы обрадовать всех нас до чрезвычайности, хотя никто из нас не знал, на чем и как решено было дело, да и узнать сего никак было не можно, покуда не напишут и не подпишут определения. К вящему удовольствию моему, зазвал меня барон к себе обедать, у которого нашел я весьма странного богача, барона Петра Ивановича Черкасова, удивившего меня особым своим характером.
От барона, после обеда, заезжал я к своему родственнику, а от него, возвратясь на квартиру, принялся за писание к родным своим в Богородицк писем. Ибо как мне другого не оставалось, как просить командира своего об отсрочке, которую и получить я ни мало не сомневался, то решился я, для доставления к нему просительного письма и получения ответа, послать в Богородицк нарочного и препоручить своим родным отправить как возможно скорее с письмом моим к г. Давыдову в Тулу и, по получении ответа, немедленно доставить оный ко мне. Впрочем, как давно уже я думал о том, чем бы мне подарить господ судей за все их ко мне благоприятство, и нечаянно получил мысль употребить к тому мой "Экономический Магазин", которого около сего времени напечатано было уже 32 части, и у меня было его несколько экземпляров в переплете,-- то и писал я к сыну своему, чтоб он при сем случае прислал мне 3 экземпляра в лучшем переплете, и уложив все 96 книг как возможно лучше в ящик.
Далее, достопамятно, что в сей вечер имел я у себя особого и весьма приятного для меня и такого гостя, с которым я весь вечер с особливым удовольствием провел, в благоразумных и прямо философических разговорах. И, к удивлению, был то один Веневский купец Бородин, человек отменно умный и весьма любопытный; он приезжал также в кантору для некоторых по межевым делам справок и, узнав обо мне, приходил удовлетворить давнишнее свое желание видеть меня и со мною познакомиться.
Как, при всех моих тогдашних хлопотах и недосугах, не позабыл я и о своих любезных гамбургских газетах, доставлявших мне всегда столь великое удовольствие и которые хотелось мне получать и в следующий год, то, боясь, чтоб не упустить время к выписке оных, ездил я наутрие, не смотря на всю тогдашнюю стужу и установившиеся жестокие морозы, на почтовый двор и отправил с отходящею почтою в Москву за них деньги и объявление. А оттуда заезжал на часок в контору, где узнал, что в сей день носили выписку нашу к барону на дом и трактовали о том, как написать резолюцию. При отходе из конторы, звал я секретаря к себе на водку, в намерении денежною молитвою попреклонить его быть ко мне при писании определения благосклоннейшим. Но как он зашел ко мне не один, то и нельзя мне было того в сей раз сделать, а принужден был отложить то до другого времени. Впрочем, за стужею, я в этот день никуда более не ездил, а просидел дома и писал все материал для своего "Магазина".
Наступивший за сим день, к превеликой досаде моей, пропал у меня ни за полушечку, ибо в конторе по делу нашему не было ни какого производства, по той причине, что не было в ней г. Черневского; прочие же оба судьи, хотя и были, но без него ничего не сделали. Я обедал опять у барона, заезжал навещать любезного нашего городничего, а вечер весь прождал к себе секретаря; но был один только друг мой Кузьмич. Впрочем, имел я удовольствие кончить в этот [вечер] весь материал для тогдашнего года и начал заготовлять и на предбудущий, по просьбе о том г. Новикова.
Свободное копирование
