Непосредственно за сим наступил уже наш и ноябрь месяц и начался превеликою досадою на повытчика за ленивое и нескорое писание им выписки. Но скоро увидел, что сие послужило для меня ни мало не во вред, а еще и на пользу, ибо я успел спроворить и смастерить, чтобы вписана была в нее и моя челобитная, но за то не отходил почти ни пяди от повытчика, ибо знал, что сим средством можно сих людей понудить к прилежнейшему писанию.
При выходе из конторы, зазвал я к себе на водку Кузьмина, г. Рахманова и Жихарева, самого того, которому так хорошо удалось обыграть г. Рахманова, с которым между тем, успел я уже короче познакомиться и, поприкраившись к нему, почти и сдружиться, к чему много поспешествовало то, что был он человек добрый, невысокомерный и в обхождении благоприятный. Проводив их от себя, ходил я после обеда опять в контору, ибо кому до игры и мотовства, а у меня не шло мое дело с ума, и я, зазвав к себе на вечер повытчика, опять проговорил с ним с час о всякой всячине, а между тем не забывал и "Магазина" своего.
Последующий за сим день был для меня хлопотливый. В оный выписку вашу на силу-насилу кончили, и мы ласкались надеждою, что судьи съехавшись, начнут ее слушать, но не то сделалось! А к неописанной досаде нашей, принесло на ту пору в город к третьему судье нашему его вторую или другую жену, ибо первая была еще жина и находилась в Москве, и он по сему случаю и не приезжал в контору, а за ним не было и барона. Итак, произошла делу нашему опять остановка. Досадую, но нечего делать. Принужден был вооружиться терпением, и доволен был тем, что второй член, соскучившись один в судейской, вышел к нам в экзекуторскую и опять проговорил со мною во все утро. Между тем, шли у нас перекоры о том, кому наперед прикладывать руку к выписке и писать свои оговорки; Рахманову хотелось, чтобы наперед писал я, дабы видеть, что будет написано мною, а я, для самого того ж, хотел чтоб писал наперед он, а за тем и стало у нас дело. Между тем, узнаю я, что Рахманов подал какое-то доношение и нахожу случай узнать, что в оном было и написано. И как в нем упомянуто было нечто до меня предосудительное, то, раздосадовав за то, против него вооружаюсь и, возвратясь на квартиру, посылаю тотчас за Кузьминым, чтобы советовать с ним, что делать? Кузьмин прибегает. Думаем, говорим, рассуждаем и останавливаемся на том, что надобно доставать как-нибудь Рахманова доношение, чтобы сообразясь с ним, написать и подать новую челобитную, но как достать? Г. Кузьмин берет эту комиссию на себя и, подхватя шапку, бежит и делом спроворивает. Протоколист сам приносит оное ко мне; я его поить, угощать и доношение списывать; весь вечер пропоил их, как свиней, а сам после того засев, ну-ка писать челобитную и всю ночь прописал, а затем никуда в этот день не ездил.
Сим кончу я сие письмо, сказав вам, что я есмь ваш, и прочее.