Теперь бытовое отражение этих успехов. Т. к. везде условия жизни и прокормления очень плохи (даже в Питере недавно только поставлена проблема «довести питание до уровня Москвы» — тонкая ирония!!), то Москва перенаселяется не по дням, а по часам. В ней уже считают 2 300 000 жит., а через два года ожидают 2 800 000. Жилищные условия в этом наиболее обслуживаемом центре все более портятся. Застроены все сараи, на старых крепких зданиях, уродуя их архитектуру, воздвигают новые этажи, иные церкви снабжают «этажами» и приспособляют под учреждения; водопровода не хватает, и он, и канализация постоянно «лопаются». Обнищание, предвидимое на много лет, повело к расширению тротуаров за счет проездов, — конный транспорт почти уничтожился, автотранспорт приватный не развивается, толпа прет по улицам невероятная, — серая, грязная, грубая. Город весь разрыт, и, пользуясь дешевизной рабочих рук (за 1 р. 20 к. – 1 р. 50 к., т. е. в сущности за 20–25 коп. можно иметь толпы неквалифицированных рабочих, а если им дать 11/2 ф. хлеба и какое-нибудь горячее хлебово, то можно даже кичиться социальной заботливостью), всюду делают хорошие мостовые (дело тормозится лишь нехваткой цемента, асфальта и мраморной пудры, и т. п.).
Товаров в лавках нет никаких. Похоже на 1919 г., но тогда по крайней мере «рассыпную Иру» продавали в изобилии, а сейчас — кризис с папиросами! Можно видеть длиннейшие очереди у будок и даже у продавцов-моссельпромщиков. Хозяйственная политика по отношению к табаководам (их всячески теснили налогами и хищническим приемом лучшего табаку по ценам второго и третьего сорта) принесла свои результаты: нет табаку, нет даже махорки. В провинции и на окраинах так уже давно, еще с прошлой осени, в Москве все это резко сказалось теперь.
Такой же кризис с мылом. Простое мыло исчезло давно, его малыми дозами дают по карточкам. Туалетное еще прошлым летом продавалось свободно. Среди зимы уже не отпускали дюжинами. Потом стали давать по куску, наконец — нет мыла вовсе.
Иллюстрация — разговор в трамвае, едущем на окраину.
Пролетарий, при проезде трамвая мимо длинного хвоста за папиросами, замечает вслух; «до чего дожили, побрить нечего». Военный из современных, в форме, с кубиками, счел нужным вступиться: «Папиросы — неважно; табак ведь признан вредным, так что м. б. заминка с ним дело полезное, м. б., даже это делается сознательно, — многие курильщики отучатся от табаку за время отсутствия его». Пролетарий: «Ишь ты, а вот мыла нет, это тоже приучают, чтобы без мыла обходились»? Военный: «Ничего подобного, мыла сколько угодно; если где его не дают, это знак плохой работы кооперации». Пролетарий: «А по-твоему, Москва плохо кооперирована»? — «Нет, конечно, хорошо. И у нас, напр., в Замоскворечьи все есть, кооперация доставляет на дом все необходимое. Я сам вчера получил 5 кусков мыла на дом». — «Да если, ты говоришь, мыла много, на кой же ты его запасаешь-то»? Военный прекращает разговор и глядит в окно, а пролетарий торжествующе заканчивает известным русским рассказом о том, как цыган совсем было приучил лошадь не есть, да она только издохла…
Товаров нет, безразлично — привозных (их не ввозят из-за валюты) и отечественных (их, очевидно, делают слишком мало), несмотря на то, что цены выросли ужасающе и покупатели берут всякую дрянь, какая только появляется на рынке. Сейчас нет следующих товаров:
1) йода, хинина, глицерина, нафталина, аспирина;
2) мыла туалетного;
3) никакой мужской обуви, даже холщовой;
4) никаких подметок; ставить их берется только «коопремонт», только по кооперативным книжкам и сроком через 4–6 недель (явная насмешка над людьми, у которых давно уже водится всего одна пара обуви).
Из съестного: нет сыра, колбасы, муки, сметаны, творога и мн. др. Яйца стоят 1 р. 70 к. десяток; масло (хорошее) 4 р. 50 к. вологодское; яблок нет вовсе; апельсин стоит один 2 р. 50 к., лимон — 90 к.-1 р.
Это приводит к вопросу о падении рубля. О его твердости, об индексах цен никто давно не говорит даже в официальной печати. Примерно 1 р. равен 15 коп., но эта цена — условная. Особенно фантастично обстоит дело с одеждой. Бельевых тканей никаких давно уже нет. Но изредка выдают по карточкам, только членам кооперативов, а иногда и только рабочим по одной паре (sic!) кальсон.
С денными рубашками обстоит так: их вовсе нет, но вдруг появляется партия, однако очень маленьких, детских почти размеров. Объяснение: прежний заготовщик знал, что на сотню рубашек надо 5 % малых, и 5 % очень крупных, остальные — на разный средний рост. Теперь, в социалистич. соревновании, какая-нибудь Москвошвея готовит 50 % малого размера, заведомо ненужного для рынка, зато фабрика показывает, что она сделала 110 сорочек из материала, отпущенного на 100!!
Костюмы в продаже бывают по 29 руб. (это то, что прежде стоило, примерно, 3–4 р.), либо по 120 р. (соотв. прежнему рублей на 18–25). Брюк — не достать. Но есть по 69 р. за пару, примерно, прежние руб. в 7–8 из русского материала.
Финансовое ведомство прямо заявляет, что, ввиду изничтожения частной торговли и отсутствия этого источника доходов, приходится ввести «классовое» начало в торговлю кооперативную, т. е. отпускать иные товары по утроенной и упятеренной цене для «классового врага».
В магазине б. Елисеева картина сейчас такая: в отделе рыбном до недавнего времени торговали папиросами; теперь — пусто. В большом отделе фруктов — теперь «весенний базар цветов». В отделе кондитерском — детские игрушки и изредка немного сквернейших конфет. В парфюмерном — одеколон, но нет мыла. Торгует один винный, ибо в колбасном изредка жареная птица по 6 руб. за кило. И только в задней комнате торгуют по карточкам хлебом, сахаром, когда он есть.
Иностранцы (особенно посольские) заказывают по телефону, и им отпускают сыр, икру (она 26 р. за кило!!!), семгу, осетрину и т. п.
В Охотном ряду, после манифеста Сталина о головотяпстве, появилось было все, по высоким, правда, ценам. Мужички-торговцы сильно вытеснены евреями и грузинами, но торговля все же шла. Под предлогом антисанитарности и недоброкачественности товаров Охотный перевели на Цветной бульвар, в опустевший рынок (почему тут товары будут доброкачественнее?). Торговцы заняли пустые, заброшенные лари-будки. Но уже объявился «человек с портфелем», который начал записывать и описывать. По всей вероятности, разбегутся.
А огурец стоит 40 к., и не всегда его найдешь (огородников тоже так обобрали и стеснили, что огородничество сгинуло под Москвой).
Даже презервативы (58 коп. за 1/2 дюжины, очень грубые, и больше не дают, как любезно сообщил один молодой человек) в резиновом магазине предмет очереди, правда, пока не выходящей за пределы самого магазина. Но что будет, когда хвост окажется на улице и домашние хозяйки начнут подходить с вопросом: «а что дают»?