Там не успели мы еще отдохнуть, как приведены были в смущение новым сватовством за дочь нашу от некоего г. Рахманинова, от которого прислана была и записка, но из которого ничего не вышло. Обеспокоивали нас также гости, приезжавшие к нам одни за другими; а иных хотевших к нам быть, а особливо князя Шаховского, должны были и ожидать.
Последующий же за сим день был у нас прямо гостиный и смутный: весь оный провели мы с гостями. Была у нас г-жа Власова с сестрою своею Поливановою и князь Шаховской, а подъехал еще и г. Ушаков; все они у меня обедали, а там ездили гулять в сад, а потом взяли музыку и, по отъезде г-жи Власовой, потанцевали, но очень мало, потому что гость мой г. князь Шаховской, был странный человек: каждая минута занята была у него шалбереньями с девицами, и я не слыхал от него ни одного порядочного слова, ажно тем мне крайне прискучил, и тем паче, что я не мог к нему никак прикроиться и подладить. К вящему смущению, приехал к нам лекарь и делал вновь и усильные предложения от г. Шишкова. Сей неотступный жених требовал не с коротким, чтоб мы сказали да, или нет. Сие подало повод к тому, что, между тем, как молодежь наша шалберила и упражнялась в пустяках, мы, старшие, сошедишсь, долгое время и несколько часов проговорили между собою о сем важном деле, но все еще ни на чем не решились. Все как-то не ладилось, и мне было очень скучно, и я насилу приждал день этот. Князь у нас ужинал и, даже против хотения нашего у нас, как издалека приезжий, ночевал.
Наставший после сего день был для меня еще скучнее прежнего; князь пробыл у нас и в оный до самого почти вечера и упражнялся беспрерывно в своем требесенье, ажно огадился он мне тем и весьма скучил, голова кругом даже шла от него. Словом, гость сей был для меня весьма неприятен. Перед вечером собрался он ехать; я рад был, сжив его с рук и провожая. Но -- нет: ему надобно было заехать к гг. Алабиным и там остаться ночевать. Мои все были также и даже против желания моего остались там ужинать и долго не бывали. Это все было мне крайне неприятно, ибо я думал и заключал, что от такого шалберенья добра быть не может никакого, а зла множество.
Между тем, как жена моя с детьми была у Алабиных, я, оставшись с матушкою тещею дома один, говорил опять много с нею о сватовстве Шишковском, но все не хотелось еще нам сим делом спешить, а наперед посоветовать о том еще с нашими друзьями, а особливо с теткою Матреною Васильевною Арцыбашевою, как лучшею нашею родственницею, и ее зятьями. И как она находилась в сие время у меньшого своего зятя в Крюковке, то замышляли даже нарочно для того туда к ним ехать.
При сих расположениях наших мыслей и равно как нарочно для разрешения наших сумнительств, в рассуждении сватовства, приезжает к нам перед вечером на другой день г-жа Бакунина с своею сестрою. Мы были им очень рады, и как нам хотелось, чтоб они жениха нашего видели, то, переговорив с своими, отписал я к лекарю, не можно ли ему выписать к нам г. Шишкова, чтоб нам показать его сей благоприятствующей нам ж искренно любящей почтенной старушке и сестре ее, и испросить от них совета. С ними приехал к нам и родственник их Михайло Максимович Солнцев, человек молодой и очень хороший, с которым сын мой тотчас спознакомился и сдружился.
Переночевав у нас и на другой день отобедав, гостьи наши хотели было от нас ехать, но мы, узнав, что г. Шпшков к нам будет, уняли их еще у себя ночевать. А вскоре за сим г. Шишков к нам и приехал, которого продержали мы у себя все остальное время того дня и уняли у себя ужинать. И как помянутые госпожи и случившиеся при том, быть и дочери госпожи Алабиной, увидев его и расхвалив, начали все нам дочь нашу за него отдать приговаривать, то мы на то почти и решились, и сей день для нашей Елизаветы Андреевной был почти решительный ее жребию. Она одна только не очень на то соглашалась.
В последующий день г-жа Бакунина, отобедав, от нас поехала домой, и наперед обе они с сестрою употребили все, что только могли к уговариванию Елизаветы нашей выходить за жениха сего замуж. И как дело было почти слажено, то, по отъезде их, и начали наши шить уже нужное к свадьбе. И как осталось только посоветовать о том же с теткою Матреною Васильевною и ее зятьями, что находили мы необходимо нужным, то стали мы уже пристальнее помышлять о том и советовать между собою, самим ли нам к ним ехать, или о том писать, и решились на последнем.
В самый тот же вечер, вдруг и против всякого нашего чаяния, приехали назад к вам наши немцы-капельмейстеры и опять, навалившись на мою шею, нагнали и в первый вечер скуку на меня своими спорами.
Наутрие занялся я писанием писем к родным нашим Кислинским и Крюковым в Федешово и Крюковку, писем, кои должны были решить судьбу дочери моей. Но она, либо от смущения, или горя, что-то в сей день позанемогла, да и самому мне что-то не здоровилось. А не успел сей день пройтить и музыканты наши прожить оный в мире, как тотчас произошла опять между ими комедия: до обеда было всё хорошо, а после обеда поляк, напившись пьян, опять взбунтовал и всех было передрал и, рассердясь, ускакал в Тулу, а за чем того никто не знал. И как я опасался, чтоб он там не набездельничал и не насказал каких неправд г. Давыдову, то нашелся принужденным отписать о беспорядках его сам к г. Давыдову и послать вслед за ним нарочного, а мальчиков велел в отсутствие его учить новому капельмейстеру немцу.