Чрез день после того, вдруг является ко мне человек г. Шишкова, с приказанием звать меня к себе наутрие обедать. Я легко мог догадаться, к чему сие клонилось и сам в себе подумал: "Эк, его пронимает, видно полюбилась ему очень моя дочь и жениться на ней хочется". И как зов сей был для меня непротивен и мог мне преподать случая увидеть самому дом его, то и сказал я слуге его: "хорошо, мой друг, кланяйся Петру Герасимовичу и скажи, что буду".
Итак, мы наутрие, вместе с сыном, нашим лекарем и капелымейстером к нему в Ламки и ездили. Он угостил нас щегольски и мне дом его и все в нем довольно полюбилось, а особливо близость его жилища к нам. Мы просидели у него весь день, гуляли по саду и возвратились домой к вечеру. Достопамятно, что в самый этот день огорчены все мы были полученным манифестом о войне, Шведами нам объявленной, в о впадении их в наши границы, а я особенно -- полученным письмом от поверенного моего из Козлова, которым уведомляя о начавшемся уже межевом вашем деле, советовал он мне ехать туда самому, ибо его силы далеко будут недостаточны к получению нам в том выгодного успеха, а необходимо нужно и собственное мое о том старание, и что без денежной молитвы при том не обойдется. Известие смутило меня чрезвычайно. Сам я знал, что он говорит правду, но не знал, можно ли мне будет от места своего отлучиться и может быть на несколько недель сряду, ибо за верное предполагал, что, по известной нескоротечности дел межевых, в кратковременное пребывание ничего не сделаешь и не успеешь сделать. Однако, как мне хотелось обстоятельнее узнать, в каком положении находилось то дело, дабы мне можно было приехать туда в самонужнейший пункт времени, то просил я друга своего г. Хомякова, отъезжавшего туда же для своих надобностей, чтоб он обстоятельнее о том обо всем в конторе разведал, а особливо о том, когда бы мне туда приехать нужнее, дабы мне там не жить по-пустому.
Далее достопамятно, что около сего времени была у нас от продолжавшихся жаров такая духота, что мы не знали, куда от ней деваться, и то и дело ходили купаться в свою прекрасную ванну и в ней иногда по целому часу прохлаждались текущею ва себя водою, или совсем в ней леживали с сыном, а по вечерам и по ночам частёхонько превеликий страх нагоняли на нас тучи с сильными грозами.
С другой стороны, смущали нас слухи о войне Шведской и строгие указы о прибытии к полкам всех служащих и находящихся в отпусках. Воина сия произвела гром и шум во всем государстве нашем и всеми почитаема была несравненно опаснее войны Турецкой. Признаюсь, что я тогда очень рад был что сын мой не находился еще в действительной службе, а то бы, может быть, и ему не отвертеться от похода против неприятеля, куда, как слышно было, пошли и гвардейские баталионы, и в Петербурге делались страшные к обороне от шведов приуготовления, и до того дошло, что набирали даже вольницу из людей господских.
Впрочем, около самого ж сего времени заезжал ко мне гость г. Тутолмие и звал меня неведомо как к родственнику его, а моему приятелю г. Сахарову, Стратону Ивановичу, в гости, и чтоб приехать туда к Ильину дню, и я принужден был дать на то мое слово.
Но как письмо мое достигло уже до обыкновенной своей величины, то, предоставив дальнейшее повествование письму будущему, теперешнее сим кончу и скажу вам, что я есть ваш, и прочее.