На другой день после сего был у нас опять крестильный пир, и опять по поводу родившегося у попа ребенка, которого, но просьбе его, надлежало крестить моей дочери с князем. А по сему случаю -- у нас обед и гости. А потом весь день занимались мы слушанием казенной музыки, которая вся играла у меня в доме и производила шум превеликой.
Все последующие за сим три дня было мне что-то отменно скучно и грустно, и я, власно как ожидал на себя какой беды, все тосковал; к тому ж случились и разные досады и неудовольствия. Запились у меня кузнец с слесарем и как оба они мне уже своим пьянством надоели, то и выпорол я их за то плетьми. Но как на другой день после того кузнец мне опять понадобился, то посылаю я за ним солдата; но сей, возвратясь, сказывает мне, что нигде не мог он отыскать ни кузнеца, ни слесаря и никто не знает, куда они делись. Тут возмечтайся мне, что оба сии бездельника ушли в Тулу просить на меня наместника о том, что я их высек плетьми; оба они были молодцы изрядные, а особливо слесарь -- превеликий плут, и от него, до мнению моему, могло сие всего скорее, статься. Господи! как меня сие смутило и потревожило. Ну-ка я посылать опять их везде искать, посылаю одного, посылаю другого и, не удовольствуясь солдатами, посылаю и собственного своего человека, приказывая везде шарить и искать и жду не дождусь посланных. Целую половину дня провел я в превеликом смущении. Наконец, обрадовали они меня, притащив ко мне обоих пьянюг сих, и где ж бы их они нашли? Забившихся в наиотдаленнейший кабак в городе и мертво пьяных. Господи! как я тогда обрадовался, я позабыл даже всю мою на них досаду и отпустил им всю новую вину их.
К усугублению смущения моего, начнись в самое то время половодь, и от бывшего во всю ночь сильного дождя вода везде так увеличилась дружно, что я обезпамятел почти, как прибежали мне сказывать, что привалившая вдруг вода начала один пруд подле островка нашего портить, чего никогда до того не бывало. "Давай, давай скорей лошадей", закричал я, и ну-ка туда сам скакать и гнать народ для спасания оного.
Но едва я только сие дело кончил и кое-как пруд от совершенного прорвания удержал, как возвратился мой подьячий с посланными ведомостями к г. Давыдову и возвратился ни с чем и не сделав ничего. Известие, привезенное им, было таково, что в состоянии было вновь меня смутить и перетревожить. Да и было чем смутиться, ибо, по рассказам и догадкам его, молодец мой командир имел намерение всеми забранными им от нас денежками и хлебцом, по словам его, подавиться, а тех и другого была не безделка. Количество денег простиралось за полторы тысячи, а хлеба за две тысячи четвертей. Господи! как сие меня вновь смутило и озаботило: я имел причину опасаться, чтоб не вышла от того мне, и совсем невинному человеку, беда и напасть большая, и натурально тем весьма тревожился.
С другой стороны поверенный мой по вексельному делу уведомлял меня, что должник мой, посаженный в тюрьму, там занемог и лежит при смерти в горячке и совсем безнадежен. Это увеличило еще мое смущение. На другой день после сего получил я от командира моего очень ласковое и приятное письмо; но оное меня очень мало радовало, ибо я усматривал, что он в рассуждении забранных денег и хлеба очень трусил от наместника и имел причину ласкаться ко мне из опасения, чтоб я не объявил всей истины и чтоб я помог ему как-нибудь поживиться сими денежками и хлебом. И я не знал что делать.
Свободное копирование
