Между тем впродолжение дня сего приезжали к нам с визитами и для обыкновенных поздравлений с приездом князь и г. Арсеньев с женами: первый обходился по-прежнему с нами на финтах-фантах и с притворною ласкою и благоприятством и, между прочим, отзывался нам, что он издаваемым около сего времени славным периодическим изданием, под заглавием "Беседы с Богом", весьма недоволен и что оно ему не нравится. "Так, подумал я тогда, этого я и ожидал: такового разбора людям, как ты, не может оно никак понравиться". И, почитая сие сочинение сущим оселком, по которому можно узнавать свойства и душевное расположение людей, усмехнулся только и дивился всего меньше. Что ж касается до г. Арсеньева, старинного моего друга и знакомца, то не мог я тому надивиться, что он дал себя обольстить сему грузину и связался с ним задушевным дружеством, хотя характеры их так были удалены, как небо от земли, друг от друга. Впрочем, потужив о болезни родственника нашего Льва Савича Крюкова, к которому принуждены мы были отправить нашего лекаря и разобравшись, принялся я тотчас за сочинение материала для своего "Экономического Магазина", поспешая заготовить оного на досуге столько, чтоб стало его на весь год и мне бы осталось время для употребления на другое.
Г. Давыдов и действительно к нам поутру на другой день приехал, и тогда узнали мы, что ехал он мимоездом, будучи от наместника отправлен в Ефремов, Чернь и Новосиль, для обозрения однодворцев и узнания, есть ли им что есть по тогдашнему голодному году.
Пребывание его у нас в сей раз было не долго и продолжилось только с утра до обеда. Но и в сие короткое время успел он кое-что наделать. Я повстречал его донесением о новых сумасбродствах и беспорядках, наделанных нашим учителем во время моего отсутствия. Сей негодный человек не только не унялся, но умножил еще зло ко злу новыми проказами и бездельничествами. Все сие так уже г. Давыдова на него раздражило, что он того же часа велел его посадить под караул и представить о всех беспорядках его рапортом и писал сам к наместнику об отрешении сего негодяя.
За сим имели мы с ним секретный, важный и такой разговор, который меня смутил и заставил думать. Отведя меня к стороне, сказывал он мне, что наместнику намучено было многое кой-чего на меня и, между прочим, пересказано многое кое-что и о забранных им из казны нашей деньгах и магазинном хлебе, и что наместник и на меня, и на него в неудовольствии превеликом. Все сие поразило меня до чрезвычайности, и я не понимал, от кого б все то и как происходило, и более ни на кого не думал, как на нашего грузина князя и на Веницеева, его друга, и смутился от того так, что дело сие не шло у меня с ума.
Князь не упустил тотчас к нам прискакать и не преминул и в сей раз наклеветать столько на бедняка моего полесовщика, весьма исправного и доброго старика капрала Журавлева, что, к особливому моему сожалению, г. Давыдов велел его отрешить от смотрения за лесами.
Далее приказывал он мне отправить к наместнику кореньев и наших песков, для отсылки к князю Потемкину. Я усмехнулся, о сем услышав и сам себе сказал: "вот и сему понадобились пески наши, изволь смотреть".
Перед обедом съехалось к нему множество особ разных. Явился тут младший брат Шепелева, гордый и несговорчивый молодой человек, друг его Иван Яковлевич Сокорев, г. Хомяков, Заварзин; наш князь с женою и наш исправник, и набралось множество народа. Всех их принужден я был угащивать обедом и с досадою смотреть на все хитрости, притворные ласки и коварства княжие. Он при сем случае выпросил для себя кой-какие выгоды, чему я, не хотя ему злом платить за зло, не препятствовал, хотя бы и мог то сделать.
Наконец, поехал от нас г. Давыдов, а с ним исчезли и все прочие его прихлебатели и оставили меня спокоем и я рад-рад был, что от них освободился.
А сим кончу я и сие письмо мое, сказав вам, что я есмь ваш, и прочее.
Свободное копирование
