ПИСЬМО 235-е
Любезный приятель!
-- Прошедший месяц сего года, -- сказал я, вставши поутру в первый день февраля месяца, -- был для меня не очень хорош; каков-то будет нынешний, и не переменятся ли сцены и обстоятельства?
Они и действительно переменились, как вы то впоследствие услышите. А теперь скажу, что, начиная провожать оный, находился я, со всеми домашними моими, в расстроенных мыслях. Произошли с нами все неожидаемости превеликие. Мы надеялись быть около сего времени давно уже в Москве, или я думал о себе, что буду в Петербурге, но не то вышло. Нечаянная болезнь сына моего сделала превеликую черту в плане наших намерений и расположениев. За него принуждены мы были весь месяц просидеть дома и не помышлять о Москве; а не знали и при начале сего точно, поедем ли мы туда, или нет. Сын мой еще худо оправлялся, и я того и смотрел, чтоб не сделалось рецидива; дочь также не очень была здорова; я сам всякий день опасался, чтоб не занемочь. Повсюду свирепствовали болезни разные и более все горячки; у самого меня в доме было множество больных, и они всякий день умножались. И при таких обстоятельствах, как можно было помышлять о езде! Со всем тем, езда сия у жены с ума не сходила.
В рассуждении производства сына моего в сержанты и его отсрочки вышло также все не то, чего мы ожидали. Мы не сомневались, что в минувший месяц получим ему пашпорт; но не то вышло: не было о том ни слуху, ни духу, ни послушания, и я находился в великой расстройке мыслей по сему предмету.
С самою моею ездою в Тулу не то вышло, чего я ожидал. Я не сомневался, что как скоро наместник приедет в Тулу, меня тотчас к себе позовет, или я сам верно к нему поеду и его увижу, но вышло не то. Обстоятельства так сплелись, что меня не позвали, а я сам не рассудил за блого ехать, да и не зачем было, а к тому ж, был и не очень здоров. От самого последнего припадка хотя и помогли мне мои декокты, но не совсем: боль в горле все еще я несколько чувствовал. Словом, все почти шло на опоко и превратно.
Со всем тем, судя по происшествиям, бывшим в первый день февраля, льстился я надеждою, что сей месяц будет для меня гораздо лучше прежнего; ласкало меня наиболее то, что я в течение оного имел многие удовольствия.
Во-первых, радовался я тому, что сыну моему было в сей день гораздо уже легче. Он мог ходить сам о себе, был у меня в кабинете; хотел было уже начинать дела свои, не спал уже ввечеру, не имел боли в груди и впервые надел сапоги. Словом, он стал выздоравливать совершенно, и мне производило сие удовольствие превеликое.
Во-вторых, самому мне было от горла гораздо легче, только что-то меня сокровеннейшим образом подирало по коже; и как ввечеру опять в горле было несколько больно, то пил я опять свой декокт и тем пособил себе.
В-третьих, оправилась дочь моя совершенно, а полегчало и одному портному; а другой не горячкою, а лихорадкою оказался болен. Самому мальчишке, бывшему в гошпитале отчаянно больным, полегчало, и все сие случилось к удовольствию моему.
Четвертое удовольствие было то, что целый вечер просидел у меня прежде бывший наш уездный судья и мой любезный приятель, г. Албычев, Алексей Андреянович, человек, которого я всегда искренно почитал и любил, и минуты, провожденные с ним, были для меня очень не скучны. Он приезжал тогда в город для некоторых дел к зятю своему г. Дьякову, и который был с ним у нас тогда вместе.
Пятое и наилучшее из всех удовольствие имел я при упражнении в сей день в новом и особом деле, о котором рассказать мне надобно обстоятельнее.
Уже давно, и еще в минувшем году, около самого того ж времени, вознамерился я употреблять некоторые свободные минуты на сочинение кратких размышлений при разных случаях, подражая некоторым образом "Беседам с Богом". Я тогда же и записал уже разные предметы таковым мыслям, но как весь минувший год был для меня суетливый и нехороший, то не до того было, чтоб за сие приняться. В это же время пришло мне опять сие на мысль и возродилось тоже желание. Первым поводом было к тому написание сокращеннейшей "Утренней Молитвы". Весьма давно собирался я таковую написать, но все не удавалось. Наконец, написал я ее; и как мне не хотелось, чтоб концепт сей пропал, то в этот день вздумал я переписать ее набело в особливую тетрадь, вознамериваясь вписывать в нее всякого рода и другие мелкие собственные мои сочинения. Не успел я учинить сие начало, как оно, полюбившись мне, побудило меня продолжать оное далее. Мне захотелось написать и еще что-нибудь, я и учинил то того же часа и сочинил подстать первой "Вечернюю" и такую ж краткую молитву и вписал ее туда же. Сын застал меня в сей последней работе, я показал ему их. Ему они полюбились, а сие подожгло еще более желание мое и произвело то, что ввечеру, вместо того чтоб спать, сочинил я еще одну пиесу, а именно "Чувствования благодарности" в такой день, в который случится получить от Бога какую-нибудь новую милость. Теперь скажу и признаюсь искренно, что ни с чем не можно сравнить того душевного удовольствия, какое можно иметь при упражнении в таковых сочинениях. Сердце возносится к Богу и все мысли занимаются оным и чистейшее удовольствие заполняет всю душу. Наконец замечу, что самые сии три маленькия пиесы со временем родили многие другие мелкие сочинения, и число их простирается теперь уже до 188, и что наполняется ими уже пятая книга.
Вот сколько удовольствий имел я в тот день. Впрочем, ничего особливого в оный не произошло, кроме того, что князь городничий наш, сей потаенный враг и завистник мой, поскакал в Тулу, куда давно он ехать к наместнику собирался, но до сего времени не мог получить дозволения. Мы никак не знали, зачем он туда поехал, и подозревали, не имел [ли] он намерения ковать опять против меня злые ковы и не стал бы опять мутить и клеветать по-прежнему. Но я успокоивал себя тою мыслию, что Господь, разрушавший до того все злые ковы врагов моих и уничтожавший все их замыслы и предприятия, притупить может и тогда все стрелы, изощренные на меня, и не предаст меня в руки врагов моих!
Свободное копирование
