На снимке поэтесса Нина Грехова
Для меня театр в Академгородке возник зимой 1960 года. У каждого, кто, так или иначе, связан с театром в Академгородке, начало ассоциируется с каким-нибудь событием, и у каждого это разные события в разных местах и в разное время. Для меня театр начинался в подвале нашего дома и так, как вы сейчас прочтёте.
Наш дом (дом №1) был сдан вторым в верхней зоне Академгородка в сентябре 1959 года. Первые пять домов были трёхэтажными и строились из кирпича. На каждой площадке было по 4 квартиры. Мы поселились в двух комнатах трехкомнатной квартиры, а в третьей комнате жила еще одна семья из трех человек.
Подвал в доме был разделен досками, крашеными извёсткой, на клетушки с дверями по числу квартир, и каждый жилец навесил на двери этих клетушек висячие замки. Но были и помещения без клетушек. В одном из них неожиданно кто-то организовал театр-студию. Кто организовал, не знаю. Неведомо мне, кто нашел руководителя театра и кто подыскал подвальное помещение. Честь ему и слава. Мы обнаружили театральный кружок потому, что не обнаружить его существование в нашем доме было невозможно. Тогда в верхней зоне было заселено всего два 36-квартирных дома, и все знали друг друга.
Два раза в неделю по вечерам к нам приезжал из Новосибирска артист то ли театра «Красный факел», то ли ТЮЗа Ямпольский. Узнав почти сразу о существовании театра, Любочка непременно захотела участвовать в его работе. Мне это не понравилось, потому что в те годы я её ревновал. Ни к чему, ни к кому, а просто так, от дурости. когда она уходила на занятия в студию, я сидел дома и мучился.
Ревность – совершенно жуткое чувство. Я представлял, как там разыгрываются любовные сцены, и Любочка целуется с другим. Ревность раздирала мне душу, но Любочка продолжала туда ходить и совершенно не понимала, почему я ревную. Она звала меня с собой, но я категорически отказался. Нехватало только, чтобы Любочка целовалась с кем-то в моем присутствии. Я не мог думать ни о чем другом, – только об этом. Я даже подумал, что ревность -– это какая-то болезнь, раз это чувство, раз возникнув, больше тебя уже не отпускает.
Любочке нравилось ходить туда и репетировать. Она вообще была рождена для театра. И я это понимал. потому вопрос ребром и не ставил, пытаясь побороть в себе чувство ревности. Кроме репетиций, Ямпольский работал с актёрами, давая им азы актерского мастерства, пытаясь вызвать душевный отклик на произносимый текст, снять зажатость и равнодушие.
Ямпольский начал ставить пьесу советского драматурга И.С. Шура «Диплом на звание человека», и Любочка была выбрана им на главную женскую роль. Из моих знакомых там были Веня Соколов, Юра Немировский и супруги Дагманы. Остальных не помню. Веня Соколов и Дагман были партнёрами Любочки, и я знал, что там были любовные сцены с поцелуями.
Слава богу, эта пытка через месяца три для меня закончилась, потому что Ямпольский перестал ездить. Зима была суровой, автобусы ходили редко, и в них было холодно. Поздно вечером, когда ему нужно было ехать обратно, автобуса можно было ждать и час, и два, а можно было, вообще, не дождаться. Театр прекратил свое существование, и винить за это Ямпольского нельзя.
А я внезапно освободился от чувства ревности, и вздохнул с облегчением. Больше оно у меня никогда не возникало.
воспоминания Любочки об этом театре и поэтической жизни
Мы репетировали пьесу Шура «Диплом на звание человека». У меня была главная роль. Но спектакля не получилось Наш режиссер Ямпольский устал добираться из города (30 км) зимой.
Но в это время я уже начала работать в университете. Сначала лаборантом, а потом ассистентом на кафедре общей химии. А в университете жизнь била ключом. В том числе и поэтическая. Были поэтические собрания, вечера. Поэтов было много. Многие пишут и до сих пор. Но профессионалом стала только Нина Грехова, которая, впрочем, в университете не училась, а приезжала из города на семинары и кружки.
Свободное копирование
