Но тут я проснулась и именно этот момент помню очень ясно. Невероятный грохот. Вдруг зарево осветило всю комнату. «Мне страшно!»- закричала я. Мама быстро набросила на себя халат, схватила меня и выбежала на улицу. Папа побежел в штаб, крикнул на ходу: «Жди меня. Я сейчас вернусь». Скоро вернулся и сказал: «Перебирайся на тот берег, там наши машины. Помочь ничем не могу. Мне нужно на батарею выполнять свой долг». Он быстро поцеловал маму и меня и скрылся навсегда. По улице грохотали танки. В небе гудели самолёты. То здесь, то там взрывались бомбы. На месте моста было зарево. Мама прижала меня крепко и побежала к речке. Еще вчера райская красота теперь выглядела как настоящий ад. Клубы дыма, зарево, всё смешалось. Нужец бурлил кроваво красным цветом. Мама подбежала к берегу и, не задумываясь ни минуты, присела и сказала: «Залазь быстро на спину и крепко держись за шею!» и бросилась в воду. То справа, то слева разрывались снаряды. Мне было очень страшно и холодно, но я больше всего боялась отпустить руки и упасть. Не знаю, сколько времени плыла мама, казалось, целую вечность.
Схватив в одной рубашке дочку,
Из дому выбежала мать.
Но делать что?
Куда бежать?!
Колонны танков грохотали,
Дома и улицы пылали,
Рвалися бомбы и снаряды,
Фашистские ползли к нам гады.
Не чуя под собой земли,
Мать к речке подбежала,
Но целый мост уж не застала.
«На спину, доченька, садись
Да крепче за меня держись».
В холодну воду бросилась она,
Казалось вечность всю плыла,
Вдруг ноги судорга свела.
Мать поддержала набежавшая волна
«О ты, студёная волна,
Не дай нам утонуть!»
Собрав все силы и уменье,
Сделав ещё, ещё движенье,
Настойчиво плывёт она.
Близится берега кайма».
Совсем выбившись из сил, она ступила. Под ногами была твёрдая земля. Мама взяла меня за руку, и мы побежали вглубь леса. Красноармеец направлял всех: «Бегите направо, там машины». Со всех сторон бежали люди.
На поляне стояли машины. Шофер торопил: быстрее, быстрее. Борта были опущены, и люди карабкались со всех сторон. Людей набилось так много, все прижались тесно друг к другу, образуя какую-то общую массу. Ехали молча. Мама прижала свой теплый комочек, и я уснула. Рассвело. Воздух снова наполнился страшным, противным гулом немецких самолётов. Шофёр попросил, чтобы наломали веток и поставили по краям бортов для маскировки машины. Машины двинулись дальше по узкой просёлочной дороге. Сколько мы ехали и куда доехали сказать трудно. Несколько вражеских самолётов пролетели низко, поливая огнём. Шофёр остановил машину и сказал: «Теперь прячьтесь врассыпную по лесу». Мама схватила меня на руки и побежала. Она увидела иву с большим дуплом и успела туда залезть. По дороге ползли немецкие танки, за ними пехота. Они заметили машины и стали прочёсывать лес. Бравая немецкая речь сливалась со стрельбой, детскими и женскими криками, стонами.
Мы сидели в дупле, боясь шелохнуться. Мама шептала молитву. Немецкая речь приближалась, казалось, вот-вот и нас обнаружат. Господь услышал молитву и защитил. Немец повернулся назад, постепенно всё стихало.
«Страшные смолкали крики, стоны
Ночною мглой покрылись кроны.
Люди испуганные, чуть живые
Как тени из укрытий выползали.
С чёрной смертью встретились глазами:
В кровавых лужах на земле
Убитые и ранены лежали.
Средь взрослых видит мать:
Мальчишка лет пяти
Пытается что-то сказать,
Родные хочет он глаза найти.
Вырвался из уст предсмертный стон,
Увял нераспустившейся бутон.
Как громом мать поражена,
Про маленького сына вспомнила она.
Так что ж со мной лишь дочь одна?!
«О, Славик, милый мой сынок,
Как же забыла я тебя?
Родная ты кровиночка моя»!
Эти жуткие картины в разные периоды моей жизни со всей явью вставали перед глазами. Трудно сказать, почему Господь выбрал именно меня оставить в живых. Совершенно очевидно, что двоих мама бы не спасла. Речку бы не переплыла. Но, если бы вспомнила, что детей двое, ни одного ребёнка не оставила бы. Эти картины хоть в стихах, хоть в прозе леденят душу, доводят до умопомрачения.
Слышались только слабые стоны. Мама осмелилась выйти из нашего убежища. Она поцеловала дерево и меня заставила, и мы пошли смотреть, что же произошло. Буквально через метров 20, на небольшой полянке валялись трупы женщин и детей, наши шофёры были не просто убиты, им выкололи глаза. Из глубины леса подходили люди, кто смог спастись. Вдруг мы увидели сына капитана Короткова Алёшу. Его мать лежала рядом мёртвой, а он ещё был жив. Мама наклонилась к нему, он прошептал: «Мама, пить» и лицо его замерло навсегда. Тут мама вспомнила про Славика. Она жутко закричала, схватила себя за волосы: «Славик, кровиночка моя, неужели я забыла тебя?!» К ней подошли женщины, уговаривали: «Давайте думать, как нам отсюда выйти». Но мама никого не слушала: «Я должна вернуться и найти моего сыночка!» Она схватила меня за руку и, что называется, поволокла. Если принять во внимание, что я была в одной рубашечке и босяком, а мама в халатике и тоже босяком, можно себе представить, как далеко мы могли уйти.
«Бежим назад, скорей назад!»
Прижав к себе покрепче дочку,
Спотыкаясь о каждую крутую кочку,
По лесу тёмному бредёт она.
Всё полно призначных чудес:
Златым серпом по небу катится луна
И бездна тёмная небес
Мерцаньем звёзд озарена.
Но лес, высок он и могуч, едва лишь пропускает луч.
Мать ощупью идёт, пушистый мох её ведёт.
Тревожно лес могучий спит:
То ветер ветки шевелит,
То сов повсюду слышны крики
«Оставлен сыночек мой на муки,» -
Не замечая ничего, рыдает мать.
Издалека доносятся опять
Фашистских самолётов звуки.
Они разбудят другую где-то мать
Также будет безутешная рыдать.
Ещё быстрей несчастная пошла,
Невыносимая печаль её гнала.
Сухие ветви как руками
Её держали, не пускали
«Куда спешишь, садись, вздремни.
Темно сейчас, повсюду пни.
Вот рядом клён большой лежит,
Постелью может он служить».
Но из-за призрачных ветвей
Малыш ручёнки тянет к ней».
В Полесье очень часто встречаются болота, ручейки и даже небольшие лесные речки. Огромные ивы, бородавчатая берёза, ольха чередуются с дубовыми рощами, сосной, ельниками и множеством различных кустарников. Из-за болотистий почвы множество лесных завалов. Вполне реально судьба могла распорядиться для нас однозначно, и лес мог приютить наша тела на вечный покой. Даже в мирное время выйти из полного таинств, непредсказуемых опасностей, порой совершенно непроходимых мест леса нелегко. В такие минуты вспоминаешь о Боге. Мама вспоминала, что она молилась, крестилась, целовала деревья, целовала землю: «Господи, спаси наши души грешные, спаси моего сыночка-ангелочка!» Обращалась к солнцу и ветру: «Подскажите, помогите найти путь к спасению».
«Как пьяная шатаясь мать идёт,
Трёхлетнюю дочурку на руках несёт.
Страшная ночь становится светлей
И небосклон вокруг бледней,
Уж пламенной зарёй восток горит,
Росой как серебром весь лес облит.
Восторженные трели соловья
Приветствуют начало дня.
Тропинка узкая видна,
Мать к полю вывела она.
Туман как будто пеленой
Долину скрыл перед зарёй».
Увидев тропинку, мама обрадовалась. Значит близко люди, может помогут – чем-то покормят и хоть что-нибудь дадут, чтобы одеть меня. Конечно, она боялась идти в деревню. Я могла проговориться. У меня с языка в любой момент могло слететь: «Мой папа командир, у него вся грудь в орденах, он немцев бьёт». Но всё-таки решила осторожно попробовать спуститься в долину. Мы вышли из леса и притаились за кустом. Не знаю, сколько людей может 20, может 30, я тогда считать не умела, мы видели, как их вели и прикладами затолкали в загон, ограждённый деревянной изгородью из брёвен. Облили, очевидно бензином, и подожгли. Крик был невероятный.
«Вдруг серебристый занавес упал.
Что это, зрительный обман?
Нет, это жестокий враг
Пленных на расправу гнал.
В загон, где был рогатый скот,
Парней, мужей фашист ведёт.
Горючей жидкостью загон облит,
И вот уж из живых людей костёр горит,
Неистово, многоголосо пламя кричит».
Я плакала. Мама взяла меня на руки и быстро почти бегом вернулась в лес.
«И снова путаник великий лес,
Приют для сказочных чудес.
Не сразу разберёшь, куда идёшь,
Не ведаешь, где что найдёшь.
Мох, слякоть, рухляди кругом.
Переступает мать с трудом,
А слёзы по щекам бегут ручьём.
«Не плачь, родная мамочка, -
Дочь тихо, нежно говорит, -
Прийдёт отец, он командир,
И немцев скоро победит».
«О, доченька, сил моих нет!»
Тускнеет яркий солнца свет,
Прохладой веет уж ночной.
Поляна вот с душистою травой -
Не мягкая постель, но нет другой.
Мать дочку телом всем накрыла,
Сама в изнеможении заснула.
Прошла в лесу и эта ночь.
Видит - слабеет маленькая дочь,
Но чем ей бедненькой помочь?
Чем покормить ребёнка своего?
Не ела ничего она давно.
Лесной там ручеёк с прозрачною водой -
«Попей немножко и глаза открой,
Ягодка тут земляничка.
Как исхудало твоё личко.
Что делать? Весь обед.
Ничего съедобного здесь нет».
«Снова между деревьями сновали,
Куда идти, не знали сами.
«Сил уж больше нет,
Перед глазами помутился свет.
Уходит из-под ног земля.
Ужель могила здесь моя?»
Кто-то толкнул рукою мать.
Подумала: «Сейчас будут стрелять».
Зажмурилась и закричала,
А это помощь к ней пришла.
Как в сказке два богатыря
Живой водой нас напоили
И вкусным хлебом накормили.
Кусочек хлеба, в те то дни,
Насущный, не было тебе цены.
Тобой, кусочек, увядающие жизни
Наши были спасены».
В кладовой моей памяти сохранился образ дяди Миши. Кем были эти двое мужчин, я не знаю, скорее всего разведчиками. Они быстро развели маленький костёр, согрели чай, угостили нас чаем с сахаром, с хлебом и ещё какими-то консервами. Мы ожили. Посовещавшись, наши спасители решили: один пойдёт, куда им нужно, а дядя Миша проведёт нас к машинам, которые подбирали беженцев и эвакуировали в направлении Минска. Дядя Миша достал карту и показал пальцем: вот тут недалеко должны быть машины. Он достал из полевой сумки полотенце, завернул меня, взял на руки и прижал к себе, чтобы согреть. Я почувствовала, как будто на руках у папы - так тепло и так приятно.
- Папочка, я люблю тебя, не оставляй нас. Без тебя так страшно!
Дядя Миша услышал мои слова, поцеловал меня, как папа, и сказал:
- Спи, Аннушка, всё будет хорошо.
Я подчинилась, моментально уснула. Проснулась возле машин. Была уже ночь. Дядя Миша передал меня на руки маме. Дал нам кусочек хлеба и фляжку с водой и быстро скрылся во тьме.
Фляжка до сих пор хранится как память о дяде Мише. Машины для маскировки по бортам украсили ветками. Они должны были пробираться на Восток через Минск в Смоленск. А что же нас там ожидало? Ночью наш обоз продвигался по лесным просекам спокойно. Прижавшись друг к другу, все согрелись и спали. Выбрались из лесу, и снова грохот танков, гул самолётов. Шофёр свернул на узкую просёлочную дорогу. Объехать Минск невозможно. Немцы наступали окружными путями.
