Успех безнадёжного предприятия глава 18
Новость о приезде Сергея – мужа Марии – застала меня врасплох. При этом Мария не выглядела счастливой.
Оказывается, он уже неделю назад получил визу.
До Вашингтона летит самолётом, а до Шарлотта добирается на автобусе. Он приезжает в пятницу, и Мария отпросилась на этот день в школе, чтобы встретить его.
Делла предложила мне поехать на уикенд к ним, чтобы дать возможность супругам побыть наедине. Так и сделали. В пятницу после занятий она опять, как раньше, забирала нас с Джейсоном из школы.
Познакомились мы с Сергеем в воскресенье вечером, когда все Райаны привезли меня в наши апартаменты.
Невысокий мужчина 40-45 лет, крепкого телосложения, с большими залысинами, выразительными карими глазами был одет на американский манер. Джинсы, рубашка в клетку, ковбойские сапоги на высоком каблуке, добавляющие ему несколько сантиметров роста.
Его можно было бы назвать симпатичным, если бы ни это выражение лица человека, обнаружившего у себя в супе муху.
Райаны были рады за Марию, потому что сама она особой радости не выказывала.
Делла попросила написать имя Сергея английскими буквами, чтобы точнее прочесть. И прочитав «Sergey», она его так и звала «Сёрджей».
Серёга был программистом, который в своё время закончил английскую спецшколу в Москве. Он многое понимал, но говорить не торопился.
Такая же история поначалу была и с русским языком.
Вскоре я поняла, что его лучший собеседник – он сам. Мысли и вкусы совпадают.
Теперь по утрам он отвозил Марию в школу, а потом катался по городу, знакомясь с ним. Он купил себе кожаные перчатки с обрезанными наполовину пальцами и дырочками на костяшках, тёмные очки и чувствовал себя суперменом.
Однажды его остановил полицейский и сказал, что ездить с российскими водительскими правами можно по российским дорогам, а в Америке надо иметь - американские.
Процедура получения прав заняла один день: сначала сдал тест на знание правил движения, а потом - вождение.
Фото сделали на месте, и он получил ламинированные права.
Самооценка росла.
Теперь за рулём чаще был Сергей, и им всегда надо было куда-то ехать. Возвращаясь из этих поездок, он что-то Марии выговаривал.
*****
Вернувшись однажды из школы, и никого не застав дома, я позвонила Ирине. Она сообщила, что ей привезли двухтомник Довлатова. И если я хочу почитать его, то мне надо торопиться. В противном случае там кто-то уже стоит в очереди. Ирина рассказала, где останавливается автобус, и что выходить мне надо на четвёртой остановке.
В это время суток людей на улице почти не было. Все они находились либо на работе, либо в машинах, снующих туда-сюда.
Автобуса долго ждать не пришлось.
Купила билет при входе, всем сказала: «Hi!», села и осмотрелась. Публика в автобусе была немногочисленная, но особенная: два бича чёрного цвета, трое подростков - такого же оттенка, две темнокожие старушки, одна из которых занимала сразу два места, и, наконец, я увидела бледнолицего старичка с палочкой.
Проехали остановку, села ещё одна странная белая женщина, которая что-то, не переставая, бубнила себе под нос. На следующей остановке пассажиров не было, и автобус проехал её, не останавливаясь. Такая же участь постигла и третью. Четвёртая – моя.
Я встала и подошла к выходу. Вот и она – голубушка! Автобус, не сбавляя скорость, миновал нужный мне поворот. Я начинаю верещать: «Остановите, пожалуйста!» Чёрный водитель прекрасно меня слышит и проезжает пятую остановку, на которой никого нет. Я кричу: «Что вы делаете? Почему не останавливаетесь?» Водитель и глазом не ведёт и проезжает ещё одну. Тут встаёт старичок с палочкой и дёргает за верёвочку, после чего водитель останавливает автобус. Дверь открывается, я выхожу, с дрожащими от обиды губами. Что это было? - Урок, который чёрный водитель решил преподать не ездившей доселе в автобусе белой пассажирке? Типа – пусть знает! Или он глухой? И реагирует только на сигнал от верёвки? Но глухих, наверное, в водители не берут? Я шла, стараясь не расплакаться от жалости к себе. Расстояние до дома Ирины от поездки не сократилось.
Обратную дорогу я всю прошла пешком, а лежащий в сумке том Довлатова значительно сократил и облегчил путь.
Потом я читала «Заповедник», «Зону», «Наши» и хохотала в голос. Это было первое знакомство с писателем. Его внутренняя свобода поражала. Вот как можно писать!
Но моя внутренняя цензура не позволила мне вынести его творчество на суд учащихся.
********
Приближался один из самых любимых национальных праздников – День Благодарения. Четвёртый четверг ноября.
Делла решила пригласить к себе нас троих, Ирину с Максимом, своих родителей и мать Тома. Тед уезжал к своим старикам в Монро.
Родители Деллы приехали из Уинстона Сейлем (знаменитого своей табачной фабрикой).
Отец Деллы в возрасте 80 лет очень уверенно себя чувствовал за рулём автомобиля. Три часа в дороге не были для него утомительны.
Брат Тома приехал с женой, двумя дочерьми и матерью. Компания была шумная, весёлая, состоящая из трёх поколений. После обильной трапезы самые юные участники застолья поднялись в кабинет Джейсона, откуда позднее слышалось дружное громкое ржанье и девчачий визг.
Трое из старшего поколения остались в гостиной у камина, братья смотрели традиционный футбол, а женщины среднего возраста остались в столовой. И только Сергей решил покататься по городу.
Изменения в поведении Марии теперь стали заметны не только мне. Делла спросила, в чём дело? Почему Мария такая грустная? Она перестала улыбаться. Наверное, с приездом мужа стала больше скучать о дочерях - сделала Делла за неё вывод.
Вечерами, когда они никуда не ездили, Сергей сидел с пультом у телевизора, решая за всех, что мы будем смотреть. Оценки увиденному давались категоричные, не требующие одобрения или обсуждения.
Наши вечерние посиделки прекратились, и я стала больше времени проводить у себя в комнате за книгой или компьютером.
Скучала я по сыну всё больше. И однажды вижу такой сон: голос меня спрашивает, хочу ли я увидеть сына? Конечно, - отвечаю.
Тогда – лети! - И я лечу, только не так как обычно летаю – расправив руки и оттолкнувшись от земли, а очень быстро, даже ветер в ушах свистит. Залетаю к себе домой и сразу к Сашке в комнату, а там - никого! Тогда я заглядываю в нашу спальню, там муж с сыном спят, причём Сашка - на моей кровати, у балкона, и дверь на балкон приоткрыта, и с него одеяло сползло, и он съёжился так. Хочу одеяло поднять, и нагибаюсь за ним, а голос мне говорит: «Ты же помнишь уговор: только посмотреть». И тут меня какая-то сила разворачивает и опять тем же маршрутом назад.
Я потом им звоню и рассказываю этот сон, а Сашка говорит: «Я действительно сегодня с отцом спал – лень было диван свой разбирать, И под утро замёрз, потому что одеяло упало на пол».
********
Когда Кент, зайдя в учительскую, торжественно заявил, что он хочет меня познакомить со своей мамой, я не знала как реагировать.
Незамужние девушки видят в этом главный тест, по результатам которого они получают предложение либо руки и сердца, либо – остаться друзьями.
А я-то не первый год замужем.
Может быть, у американцев это значит нечто другое?
Своими сомнениями я поделилась с Кентом. Он хитро улыбнулся и сказал, что меня ожидает сюрприз. И он предлагает сегодня после работы ехать к нему. Мама уже ждёт.
Когда мы зашли в дом, нас первым встретил радостный Коламбас, потом вышла Антуанетт – ей нездоровилось, и она в тот день не работала.
Мы прошли в гостиную, где в кресле сидела полная пожилая женщина приятной наружности.
При виде нас она встала и сделала шаг навстречу. Нас представили друг другу.
К сожалению, я не помню, как её звали, но хорошо помню её удивлённый внимательный и долгий взгляд. Очень долгий.
У американцев это не принято.
Если вы случайно встречаетесь взглядом с идущим вам навстречу человеком, вы просто говорите «Hi!» , то есть «Привет!» и улыбаетесь, как можно искреннее, демонстрируя своё доброе к нему отношение. Так, по крайней мере, нас учили в Вашингтоне – вспомнилось из лекций.
А тут меня просто разглядывают.
Потом Кент спрашивает: «Ну, что?» И мама, улыбаясь, отвечает: «Да!»
Тогда он извиняется, говорит, что сейчас всё объяснит, уходит куда-то, и возвращается - нет, не с кольцом - с картиной в рамке и под стеклом.
Передаёт её мне, и я вижу, что это свадебная фотография, на которой в полный рост - высокий молодой мужчина в форме американских ВВС и я двадцатипятилетняя в длинном платье из белых кружев.
Ощущения непередаваемые.
Моя свадебная фотография отличалась от этой только покроем платья, букетом и женихом.
То же выражение глаз, улыбка, длина и цвет волос, фигура, руки, держащие букет с похожими пальцами и той же формой ногтей, то есть всё – моё.
Теперь я впяливаюсь в это фото. А они смотрят на меня, умиляясь. Я не могу оторвать взгляда от женщины на фотокарточке, потом всё-таки перевожу на её кавалера и задаю мысленно себе вопрос: «А мог бы мне понравиться этот мужчина?»
Внутренний голос отвечает: «Нет! И этот тоже не мог, как и тот, кто на твоей фотокарточке дома».
Я вздыхаю с сожалением, а внутренний голос продолжает: «Не плачь о прошлом, смотри, что тебя ждёт в будущем!»
И теперь я смотрю на стоящую рядом маму Кента. Одна моя подруга сказала как-то, разглядывая фотокарточку моих родителей: «Папа у тебя красивый, а ты на маму похожа, да?» - «Да». Но наши с Кентом мамы совсем не были похожи.
Сейчас, двадцать лет спустя, я почти достигла возраста мамы Кента, но в зеркале я её не вижу.
А вот каждая в свои 25 – мы были одной женщиной, которая раздвоилась во времени и в пространстве.