Как скоро сошел снег и земля сколько-нибудь обсохла, то и приступил я опять к садовым работам. Мое первое дело состояло в том, чтобы назначить куртины и места под посадку яблонь и груш и других плодовитых дерев, с которыми хотелось отменно г. Давыдову напичкать большую половину нашего сада, хотя сие ни мало ни совместно с садом натуральным, и я не очень был на то сначала согласен. Но увидев, что сего моему командиру неотменно хотелось и он брался достать в Туле и прислать нам потребное к тому число наилучших родов плодовитых деревьев, то согласился наконец на то и я, и потому всю шестую неделю наиусерднейшим образом трудился над назначением мест вод оные. Но как же досадовал после, когда прислано было ко мне хотя превеликое множество молодых яблонь и груш, купленных в Туле самим командиром моим неслыханною почти дорогою ценою, но все они были ни куда не годные и не было почти ни одного порядочного деревца, принадлежащего к родам именитым и хорошим, а все были такая дрянь, что жалко было занимать ими и места в таковом знаменитом саде. А что того еще было хуже, то все они были в таком худом состоянии и вырыты были с таким небрежением, что никакой почти надежды не было, чтоб они все прижились, а особливо в тамошнем, по-видимому хотя очень хорошем, но под плодовитые деревья совсем неспособном грунте. Что действительно и воспоследовало после, и я сколько об них ни старался, но не имел удовольствия и пятой доли из них видеть принявшимися и пошедшими в рост свой.
Произошло сие наиболее от того, что какой-то бездельник тульский оружейник, навязал по какому-то случаю почти насильно всю сию негоду на г. Давыдова и вытяблил за них такую сумму денег, какой и четверти доли они не стоили. Почти уже известно как у них сошлось там сие дело. Но как я в поступке сей и в самой затеи не имел ни малейшего участия и за доброту их не мог ответствовать, то и мало я о том и заботился, а досадно было мне только то, что могли иные подумать, что не принялись они от моего нерачения.
На Вербное посетили меня тогдашние винные откупщики г. Хомяков А.Ф. и господа Мансуровы. Но как все они были друзья и приятели моему командиру, имевшему с ними тайные связи, то, против хотения моего, принужден я, в угодность ему и по точному его приказанию, делать им возможнейшие удовлетворения в рассуждении продажи вина и с досадою принужден был смотреть, что вместо прежней строгости и отвращения крестьян от пьянства, дана была сим господам полная и совершенная воля хозяйствовать в волостях, как им хотелось, и делать все, что им было угодно. И они так хорошо пользовались сим дозволением, что истинно недоставало только того, что вина насильно не лили мужикам в горло. И богатые наши мужички наметали им столько денег, что доходов с них получали они более, нежели сколько самой императрице доходило с их оброка. И я с истинным негодованием принужден был смотреть на сие сквозь пальцы.
Не лучшее хозяйство производимо было командиром моим и с нашими карпами. До сего по продаже оных получали мы в казну ежегодно значительные суммы, а в сие время только и знал я, что получал ордер за ордером, письмо за письмом, чтоб отпустить тому и тому и со полшеста-сот {Полшеста-сот -- триста.} за ничего не значущую цену или вовсе без заплаты. А что того еще хуже, для многих покупать на казенные деньги бочки, нанимать лошадей и отправлять их с солдатами за несколько сот верст на казенном коште без единого возврата. А все сие должен был я производить с крайнею досадою и негодованием, и чтобы не навлекать ..... был, по крайней мере, доволен тем, что на все такие законные и незаконные издержки получал ордера и повеления, следовательно, и в сем не подвергался отчета (sic). Со всем тем случалось иногда, что при непонятных и сумнительных требованиях я несколько упирался и чрез то подавал повод командиру моему жаловаться иным на меня, что я упорствую иногда и не то исполняю, что ему хочется. Друзья его не преминули меня о том известить. Но, я, уважая более повеления наместника и предохраняя сам себя от ответа, мало сие уважал, а продолжал делать то, что повелевал мне долг и что делать было должно.
Наконец настала у нас Страстная неделя, в которую мы, по обыкновению, говели. И препроводил всю оную в богомолии и в трудах надворных. И как было сие время года самое уже наиспособнейшее для весенней садки дерев, то все остающиеся от богомолия минуты употреблял я на распоряжания сей садки в саду как плодовитых дерев и кустарников, так и привозимых из леса, и насадил опять превеликое множество оных в местах разных. А между тех в великий четверг мы исповедывались и, по обыкновению, приобщались Святых Тайн.