При котором случае познакомились мы еще с домом князя Алексея Ивановича Гагарина, отменно меня приглашавшего, и с которым мы тогда условились ехать вместе смотреть невиданного еще до того Москвою зрелища, а именно -- пускание воздушного шара, которые начали тогда только греметь в свете.
Опыт сей делан был в Москве еще в первый раз каким-то французом и был хотя не совсем удачен, но доставил нам своим необыкновенным зрелищем превеликое удовольствие. Место избрано было к тому в поле за Сущевым, и стечение народа, хотевшего сие видеть, было несметное. Одного дворянства съехалось несколько сот человек. Все мы были впущены в просторный круг, обведенный толстым канатом, а посреди оного воздвигнута была некоторого рода высокая восьмиугольная башня из больших рогожных щитов, внутри которой наполняли шар горячим воздухом. Несколько сот карет стояло вокруг сего большого круга с бесчисленным множеством черного народа, дожидавшего вместе с нами несколько часов появления из башни надувшегося огромного шара, который сделан был полосатый из тафты двоякого цвета. И приятно было смотреть, как он стал вылезать из оной и подниматься на воздух, но, по несчастию пускальщика и по неосторожности его, каким-то образом он, при самом уже отрезывании его, внизу загорелся, почему и вышел он хотя надменный {Здесь: надутый.}, но с исходящим из него прегустым темным дымом. И поднявшись сажен на 50 кверху, понесен был ветром в сторону и упал тотчас позади карет и народа на землю, а чрез сие и не имели мы удовольствия видеть в самой высоте воздуха. Со всем тем зрелище сие было прекрасное и впечатлелось в уме моем так сильно, что мог я все оное потом и в точнейшем виде изобразить на картине, которая и поныне еще украшает стены моей гостиной и служит памятником тогдашнего нашего в Москве пребывания.
Происходило сие 9-го числа февраля, случившегося уже тогда в пятницу тогдашней масляницы. И сей день в особливости достопамятен был нам тем, что поутру ездили мы смотреть сие зрелище, а ввечеру в большой здешний маскарад. Обедали же все у нового своего знакомца г. Титова, Петра Алексеевича.
С сим домом познакомили нас Кологривовы -- и по особливому поводу. Как у жены сего богача, Татьяны Алексеевны, был еще не женатый и очень богатый достатком своим брат, которого сестре охотно женить хотелось, а он, не выбрав себе невесты, пропустил наилучшие годы своей жизни и даже состарился,-- то хотелось сей госпоже, бывшей знакомою Кологривовых и видевшей у них мою дочь, испытать, не прельстит ли она его своею красотою. По которой причине и просила она госпожу Кологривову познакомить ее с нами короче. А сия, любя нас и желая дочери всего благополучия в свете и вошла было в посредничество при сем затеваемом сватовстве, и дабы дать случаи состарившемуся жениху ее видеть, то для самого того и званы были мы в сей день к г. Титову обедать. Я, зная отчасти о сем их замысле, хотя внутренно тому смеялся, ибо и в мыслях не имел жертвовать дочерью своею единому богатству,-- однако, по убеждениям жены и прочих родных моих, не отрекся от сего приглашения. Но, по счастию, из дела сего ничего не вышло. Господину жениху показалась моя дочь слишком молода или паче не богата, поелику он, при всем своем богатстве, был превеликий скряга и скупец, а ей самой казался слишком уже стар и дурен во всех отношениях. Итак, сие дело и не начало даже клеиться. Но не смотря на сие, дом г. Титова остался нам с сего временя навсегда знакомым и дружным.
Сим образом провели мы всю тогдашнюю масленицу очень весело и ездили не только всюду и всюду по гостям, но были однажды и в театре и два раза в маскараде, в которые ездили мы, собравшись целою компаниею, и пробывали на них даже за полночь. А в субботу давал сосед наш г. Сахаров у себя бал, и мы весь вечер протанцовали и пропировали у него.
Словом, ни в который приезд мы так много не веселились, как в сию нашу в Москве бытность, и никогда так много разъездами и увеселениями не занимались, как в сей раз. Однако же не позабываемы были и прочие наши дела и нужды. Жена моя не одно утро провела в рядах для исправления своих женских покупок и оставила в них не одну, а много сотен рублей. А я, пользуясь сим свободным временем, езжал по своим делам также в город и не один раз виделся с Ридигером и г. Новиковым. У первого набрал я опять множество книг для пересматривания, а потом и купил опять несколько и, между прочими, славные тогда и дорогие сочинения г. Гиршфельда "О садах"; а второй обрадовал меня извещением, что книга моя "О благополучии" была уже совсем напечатана и только не подшита, и что он вслед за мною отправит все следующие мне экземпляры оной. Дружба и ласки сего человека ко мне продолжались по-прежнему. Но как он ни старался уговаривать меня, чтоб я когда-нибудь приехал к нему на вечерок, но я, ведая, что по вечерам бывают у него собрания сокровенные по их секте, и опасаясь, чтоб не могли они меня каким-нибудь образом и против хотения моего втянуть в свое общество, всегда извинялся недосугами и за правило себе поставил ездить к нему всегда по утрам, когда у него никого не было.
Кроме сего, удалось мне побывать и в межевой канцелярии, для распроведывания о том, в каком положении находилось наше межевое дело по Шадской деревне? Я узнал, что планы там со всех мест сняты и что происходили многие споры и страшная такая путаница, что землемер Тархов был не рад жизни, что принужден был послать другого межевщика Сатина, и что сей также, со многими хлопотами дело сие кончил и планы представил в межевую канцелярию. Но оная еще в рассматривание их не входила и едва ли не отошлет в тамбовскую межевую контору, находившуюся тогда в городе Козлове, и предоставит дело сие суждению оной. Все сие хотя меня не радовало, но и не печалило, а принуждало вновь вооружиться терпением и смотреть, что будет.
Свободное копирование
