10 ноября
Получил письмо от одной бывшей ученицы (прошлогоднего выпуска), которая служит теперь классной дамой в одном глухом городишке. Добрая память учениц для меня всегда приятна, и я с удовольствием читаю те письма, в которых некоторые из них делятся своими первыми впечатлениями от жизни. Моя корреспондентка на этот раз пишет о том странном чувстве, какое испытывает она, оказавшись вместо учительницы в разряде начальства, опекающего учениц. Душой она еще такая же гимназистка, и ее больше тянет в их общество, чем в общество педагогов. Но те уже смотрят на нее как на человека другого лагеря, дичатся, сторонятся ее. А она, душевно одинокая, ищет сблизиться с ними не по-начальнически, а просто по-человечески, как с подругами. И как рада она, что хотя одна из учениц стала сближаться с ней, стала делиться своим горем.
А разве не то же испытывает большинство молодых педагогов? Ведь и мне, например, так же дорого простое, человеческое отношение к себе со стороны хотя некоторых учениц. Ведь и мне хочется, чтобы во мне видели не только чиновника, но и человека. Душевное одиночество в кругу людей своего положения тоже заставляет иногда искать сочувствия среди чуткой молодежи. Но положение мужчины — учителя среди учениц ставит этому непреодолимые препятствия. Установись у меня с кем-нибудь из учениц такие отношения, как у моей корреспондентки с ее ученицей, — разве не стали бы говорить, что я «ухаживаю» за ней и т.п.? И поневоле приходится выбирать или между одиночеством и формальными отношениями или между сплетнями, которые особенно обидны при отсутствии настоящих поводов к ним.