К началу августа поспела у детей еще одна маленькая комедия, называемая "Батвинья", которую они вместе с "Подражателем" 2-го числа и представляли и более для удовольствия тетки Матрены Васильевны, заезжавшей к нам около сего времени. После чего ездили мы опять в крапивинскую сторону и были у Стрекалова и у всех тамошних наших друзей. А возвратясь оттуда, ездил я опять под Данков в гости к нашему губернатору. Будучи у нас, взял он с меня клятву, чтоб приехать к нему к 9-му числу августа, в которой день был он имянинником; и я, не могши от того отговориться, принужден был опять к нему 7-го числа отправиться, и был им всячески угощен и опять в прах ходьбою по садам, по мельницам и по всем местам замучен, и не прежде как 10-го числа возвратился в Богородицк.
Тут нашел я полученные без себя из Москвы письма с приятным для меня уведомлением, что книга моя "Чувствования христианина" печатается, а проповедь уже и напечатана. Сие побудило меня затеять было еще сформировать одну книгу из разных писем и мелких нравоучительных сочинений. Но едва только начал сею новою работою заниматься, как вдруг встревожен был полученным известием, что князь, мой командир, приехал уже в свое Сергиевское вместе с своею молодою женою, на которой он не задолго до того женился.
Сие побудило меня тотчас послать за Верещагиным, дабы вместе с ним к князю туда съездить, ибо хотя нам и не было сие предписано, но мы рассудили за блого оказать ему сию вежливость и по долгу своему отрапортовать ему о благосостоянии наших волостей.
Мы отправились туда на Фролов день, и езда сия сделалась в особливости достопамятна мне тем, что князь принял меня там опять не только весьма сухо, но и с несносною спесью и неуважением. Мы нашли там господина Стрекалова и Темешова, вертящегося пред ним как беса, и дающего шутить князю над собою, как над дурачком некаким, и многих других ветрогонов, льстецов и прихлебателей, старающихся подбиться к нему в любовь и милость по таковой же склонности ко псовой охоте, какою заражен был он сам даже до безумия, и мы нашли тут целую толпу оных. Ибо не успели они узнать, что сей боярин собирался тогда к нам в волости ехать тешиться псовою охотою, как со всех сторон и повалили к нему толпами и слетались как комары и мухи. И как он всех их ласкал и всякой негодяй мнил иметь право, по правилам охотничьим, обходиться с ним просто, вольно и запанибрата, то и составилась из того изрядная компания, занимающаяся с ним в самое то время, как мы вошли, велемудрыми своими о собаках разговорами.
Один только я замешался тогда между ими не только не охотник, но и ненавидящий проклятую страсть сию всею душею и сердцем и презирающий оную. В рассуждении князя я хотя и наперед уже ожидал, что примет он меня при сей многочисленной толпе не очень приятно, ибо знал его характер, что он при людях наиболее и старался всем оказывать свою власть и могущество, и свое высокомерие; однако никак не ожидал того, что воспоследовало действительно. Он не только принял меня очень холодно и без малейшего уважения и не хотел даже внимать донесениям моим, и вместо всех расспрашиваний о волостях, ни с другого слова спрашивал меня, есть ли зайцы и много ли их? Я удивился таковой встречи и толь чудному, вместо дела, вопрошанию, и отвечал ему, что зайцы есть -- в том не сомневаюсь; а много ли их, о том, будучи не охотником, сказать в точности не могу.-- "Да у тебя, сказывают, они все вытравлены!" подхватил он.-- Не думаю, сказал я, этому быть не можно. Никто по волостям не ездил и никого не впускали.-- "Да то-то, правда ли это? ты, небось, пишешь все стишки, а того не ведаешь, что ездят. А я именно приказывал тебе, чтоб никого не впускали".-- Никто и не ездил; а по крайней мере от меня накрепко приказано было никого не впускать.-- "То-то, сударь, приказано! Да приказания исполняются ли? Изволь-ка ехать назад и разошли унтер-офицеров, капралов и солдат по всем деревням, чтоб берегли к приезду моему зайцев и никому не давали их травить!" -- Хорошо! сказал я, и закусив себе губы от досады и негодования на таковой прием, пошел вон, внутренно смеючись всему происходившему и такому ревностному и премудрому повелению.
Не успел я выттить в намерении велеть подавать опять лошадей, чтоб ехать куда-нибудь к мужику ночевать, как, видно усовестясь, что он поступил со мною так грубо или, может быть, по совету господина Стрекалова, выслал князь тотчас человека и велел меня опять позвать к себе. "Да куда же ты? сказал он мне при входе и снисходительнее уже против прежнего. Неужели теперь хочешь ехать? видишь уже вечер! Ночуй, сударь, здесь и погости у нас! Еще успеешь приказать. Я не прежде к вам буду, как разве чрез месяц".-- Хорошо! сказал я, и остался, и не только тут ночевал, но и весь последующий день по приказанию его пробыл. И в сие время обходился он со мною гораздо уже благосклоннее, а особливо потому, что господин Стрекалов меня очень уважал и обходился со мною, как доброй приятель; расспрашивал меня кое о чем о волостях, рекомендовал своей молодой княгине и наконец отпустил, подтвердив опять приказание свое о зайцах, и сказав, чтоб я опять перед тем временем, как ему к нам ехать, побывал у него.
Едучи с господином Верещагиным назад, не могли мы довольно всему происходившему и поступкам князя надивиться, и говорили, уже нет ли от кого каких на нас намуток и клеветы? и г. Верещагин, будучи в таких случаях прозорливее меня, подозревал более всех в том Темешова; но мне не хотелось тому никак верить, ибо я считал сего, издавна мне знакомого человека, по его всегдашнему и ласковому обращению со мною, хорошим себе приятелем. Впрочем, всего досаднее мне было то, что князь опять попрекал меня писанием стишков. "Что это за стишки ему попались? думал я, и не происходит ли и сия нелепица отчего-нибудь нам неизвестного?"
Свободное копирование
