22-го числа сего месяца имел я удовольствие получить опять множество от разных особ писем, и между прочим из самого Нижнего Новгорода, от бывшего нашего архитектора г. Ананьина, уведомлявшего меня, что имя мое и там с хорошей стороны сделалось известно; а то же самое писали ко мне и из Москвы, что меня порадовало и ободряло.
Не успело несколько дней после сего пройтить, как вдруг перетревожен я был полученным известием из шадской моей деревни о несносных почти обидах, причиняемых тамошним жителям, а в том числе и моим крестьянам, господином Пашковым, которой, не уважая предписания межевой канцелярии, чтоб остановить бездельническое его межеванье впредь до рассмотрения сего дела межевою канцеляриею, и чтоб все до того времени оставались при прежних своих владениях, усилием и наглостию своею производил великие притеснения и сущие грабежи, увозя с степи накошенные тамошними жителями их стога с сеном, я недопускающих до того люди его били и прогоняли. И как то же учинено им и с моими стогами и с людьми, и чрез таковое насильственное отнимание и увезение сена было опасение, что нам свой скот кормить будет нечем, то прикащик мой, прислав нарочного с уведомлением о том, молил и просил меня Хрястом и Богом, чтоб я приехал сам и защитил их там от такой напасти.
Признаюсь, что известие сие при тогдашних моих обстоятельствах было для меня весьма неприятно, и рассеяв все мои приятные мысли, какими я около сего временя занимался, смутило и расстроило меня до бесконечности. Дело сие по всем обстоятельствам действительно было таково, что требовало неукоснительного моего туда приезда. Но самовольная отлучка от своей должности, не испросив на то дозволения от моего строгого и недоброхотного ко мне командира, и самая езда в такую даль наводила на меня превеликое сомнение, а вкупе производила и крайнее нехотение пускаться в такую даль при недостоверности, в состоянии ли я буду помочь сему злу своим приездом.
Свободное копирование
