С началом месяца июля начали мы приуготовляться опять к годовой нашей ярмарке, которая и в сие лето была многолюдная и на прежнем еще месте, ибо новый город начинал только что строиться и далеко еще весь не образовался. И как на ярмарку съехалось множество дворянства, то и был у меня опять по сему случаю большой пир.
Вскоре за сим имел я неудовольствие, чрез уведомление из Москвы, узнать, что все затеваемое мною дело, относящееся до издавания нового журнала, по стечению разных обстоятельств и происшедшей перемене с университетскою типографиею, рушилось и не возымело желаемого успеха. Я поогорчился тогда и подосадовал на сию неожидаемость, и тем паче, что у меня заготовлено было уже множество материи и разных пьес для оного, и не только сочинены вчерне, но и набело переписаны, и мне весьма было неприятно, что столь многие труды оставались тщетными. Но, ах! как мало знал я тогда, что долженствовало воспоследовать впредь по сему отношению! Мне и на ум тогда не приходило, что произошло сие по особенному действию и распоряжению Промысла Господня и для того, что люди бравшиеся помогать мне в том были ненадежные, а назначаем и приготовляем был к тому другой и несравненно надежнеиший человек, долженствующий произвесть обще со мною то великое дело, которое впоследствии времени сделалось толико громко и для обоих нас важно я славно, как о том упомянется ниже.
А около 21-го числа июля встревожен я был уведомлением из Москвы, что вскоре имеет прибыть к нам в волости князь, мой новый командир. И как приезда сего неугомонного человека не можно нам было ожидать с таким спокойным духом, с каким до сего ожидали и встречали мы старика-князя, отца его, то натурально посмутились духом мы оба с г. Верещагиным, случившимся тогда быть у меня, и думая, что по примеру отца приедет он также сперва в Бобрики, в тот же час туда поскакали и к приезду его сделали все нужные приуготовления и распоряжения; но все наше ожидание его было тщетно. Он проехал из Москвы прямо в любимое свое село Сергиевское, в Чернском уезде, и я, узнав о том на третий уже день, возвратился опять в Богородицк, а господина Верещагина, для точнейшего узнания о том, когда располагался к нам быть князь, отправил к приятелю его, господину Стрекалову, в деревню.
Сей возвратясь оттуда привез ко мне известие, что князь действительно уже приехал в Сергиевское, а к нам не так-то скоро, а разве недели чрез две будет, и что г. Стрекалов советовал вам самим туда к, нему съездить; что мы тотчас и исполнили. Князь принял меня нарочито изрядно и далеко не с такою холодностию, как тогда я ожидал от него. Он расспрашивал меня обо всем до волостей: и кабацких дел относящемся, и казался был всеми распоряжениями и поступками моими при сем критическом деле довольным; но совсем тем не примечал я в нем ни малейшего к себе благоприятства. Все его обращение со мною было гордое, пышное, увышенное, надменное и далеко не таково, каким пользовался я от добродушного отца его. Все сие меня не весьма радовало и было для меня неприятно. Мы нашли у него тут приятеля его, господина Власова, известного всем бывшего кратковременного счастливца, Александра Семеновича Васильчикова, я имели честь вместе с ними у князя в последующий за тем день обедать; и я заключая, что князь может быть и для них обходился со мною так гордо, желая доказать им свою командирскую власть над нами, все еще ласкался надеждою, что он будет впредь ко мне благосклоннее, и потому, по доброте своего сердца, в сем отношении некоторым образом и извинял его в том.
После обеда князь не стал нас держать у себя долее ни минуты, но сказал, чтоб мы ехали в Богородицк и там его к себе дожидались. Итак, мы с господином Верещагиным и пустились в обратной путь; но как до Богородицка было далеко, то решились заехать к г. Стрекалову и у него ночевали, и в Богородицк уже на другой день и вечеру приехали.
Вскоре после возвращения нашего приехали к нам в Богородицк и оба вышеупомянутые знакомцы и друзья княжие, г. Власов и Васильчиков; и как им хотелось видеть дворец, то водил я их в оной, и зазвав к себе угощал чаем и фруктами, и был обращением их со мною доволен. Но смотря на г. Васильчикова и говоря с ним о разных материях, не мог сему экслюбимцу надивиться, как мог он так много понравиться императрице, ибо не находил в нем ни малейшей красоты ни душевной, ни телесной, и принужден был сам в себе подумать и по пословице сказать, что полюбится иногда и сатана лучше ясного сокола.
Свободное копирование
