28 сентября, четверг.
Дедушка прав: такой трагедии, какова "Эдип в Афинах", конечно, у нас никогда не бывало ни по стихам, ни по правильному, расположению. Последнее достоинство соблюдено в ней от первой до последней сцены -- а это главное; стихи бесподобные; действующие лица говорят все свойственным им языком, без чего, впрочем, стихи не были бы и хороши; мысли прекрасные, чувства бездна; есть сцены до того увлекательные, что невольно исторгают слезы; никакой напыщенности: все так просто, естественно -- словом, "Эдип" такое произведение, от которого нельзя не быть в восхищении. Театр был полон -- ни одного пустого места, и восторг публики был единодушный. Плавильщиков, игравший роль Эдипа, был большею частью хорош, а в некоторых сценах даже превосходен: в 1-м явлении второго действия, когда он узнает, что находится близь храма Эвменид:
Храм Эвменид! Увы, я вижу их: оне
Стремятся в ярости с отмщением ко мне
и проч.
он, кажется мне, слишком горячился, но зато с каким высоким чувством печального воспоминания сказал он следующую тираду:
Гора ужасная, несчастный Киферон,
Ты первых дней моих пустынная обитель,
Куда на страшну смерть извлек меня родитель
и проч.
или:
Видала ль ты, о дочь, когда извергнут волны
Обломки корабля?
Вот жизнь теперь моя!
но верхом совершенства игры его была сцена с Полиником, в которой он точно выказал дарование необыкновенное и был преимущественно превосходен:
Зри руки ты мои, прошеньем утомленны,
Ты зри главу мою, лишенную волос:
Их иссушила скорбь и ветер их разнес.
или:
. . . Тебя земля не примет:
Из недр отвергнет труп и смрад его обымет!
Я не мог хорошо запомнить стихов, потому что плакал, как и другие, и это случилось со мною в первый раз в жизни, потому что русская трагедия доселе к слезам не приучала.
Зато какой Креон -- Колпаков, какой Полиник -- Прусаков, какая Антигона -- Воробьева и какой Тезей! Правда, Тезей -- Злов, туда и сюда: немного холоден, немного на ходулях, по крайней мере не смешон. При следующих стихах, которые произнес он недурно:
. . . Мой меч союзник мне
И подданных любовь к отеческой стране,
Где на законах власть царей установленна,
Сразить то общество не может и вселенна,
театр поколебался от рукоплесканий и криков: "браво" и проч. Спасибо нашей публике, которая какова ни есть, не пропускает, однако ж, ничего, что только может относиться к добродетелям обожаемого нашего государя.
Матушка пишет, что послезавтра должен приехать Альбини и чтоб я приготовил им спокойное помещение и угостил их как можно радушнее и лучше. Об этом мне напоминать нечего: мы с Петром Ивановичем не занимаем и половины дома; следовательно, все остальные комнаты к услугам любезного доктора и распремилой его подруги. Что же касается угощения, то об этом я также давно позаботился: от кислых щей до разных медов и наливок -- всего приготовлено вдоволь, а о кушанье нечего и говорить: одних разве фазанов не будет. Сколько бы ни пробыли здесь они, не почувствуют решительно ни в чем недостатка; даже снарядил для них и карету. Итак, милости просим, желанные гости!
Трагедия В. А. Озерова "Эдип в Афинах" была представлена в первый раз на Санктпетербургском придворном театре 23 ноября 1804 г. с Шушериным и Семеновой в главных ролях. В рецензии на этот спектакль Н. И. Гнедич говорит: "Жалуются, что знатная публика пристрастилась к французским спектаклям, что надобно играть Р_у_с_а_л_о_к, чтоб видеть наполненным весь театр. Играйте пьесы, подобные Э_д_и_п_у, и играйте, как играли в Э_д_и_п_е, то знатная публика не забудет русских творений и актеров, и театр будет полон и не на одной Р_у_с_а_л_к_е... верьте, что патриотизм с нетерпением выжидает той минуты, когда бы все отрасли отечественной словесности поднять как можно на высшую степень, и радуется малейшему успеху в своих надеждах. Теперь можно поздравить русский театр с прекраснейшим произведением; можно поздравить и г-д актеров с счастливою игрою. Особливо г. Шушерин в роли Эдипа был превосходен; он извлекал слезы сострадания и мастерского своею игрою примирил многих с русским театром... Г-жа Семенова довольно хорошо сыграла Антигону, и ежели есть какие в ней недостатки, то их очень можно извинить по молодости лет ее и потому, что еще в первый раз дебютирует в трагедии". Рецензия заканчивается двустишием "На игру г. Шушерина":
Слезящийся партер забылся -- и мечтал; --
Он мнил -- о Шушерин! -- что сам Эдип восстал.