Наши развлечения - 1

НАШИ РАЗВЛЕЧЕНИЯ

Другими  повальными увлечениями и развлечениями были, например, зимние катания на коньках, лыжах и тарантасах, которые еще назывались дрынами.

Скажу по порядку: сначала о коньках.

Коньки были нескольких основных видов: самые ранние, на которых катался я, были снегурочки.
Носы их были загнуты дугой, на манер зимних саней.
Они продавались без ботинок, и мы их привязывали к валенкам веревочками.
Чтобы веревочка не  ослабевала и не сваливалась, под нее просовывалась коротенькая палочка и закручивалась как вертушка.
Таким образом удавалось добиться относительно прочного крепления к валенку.

Ну конечно, веревочки эти часто развязывались, и тогда приходилось возвращаться домой и просить отца или старшего брата прикрутить их снова, потому что сделать это самому на морозе было непросто.

Другие коньки, о которых мы только мечтали, были так называемые ножи, для скоростного бега.
Когда мы видели на катке дядю, который, заложив руки за спину, мерно рассекал лед и воздух, это вызывало у нас восторг и уважение.

И все же самыми желанными были для нас «канадки».
Эти коньки продавались  уже в сборе с ботинками.
Их не нужно было прикручивать веревочками, и они не сваливались постоянно с ног.
Помимо этого у них были заостренные носы с насечкой, которыми было удобно отталкиваться.
При этом можно было делать всякие крутые повороты и резкие остановки.

Лыжи у нас были широкие с ремешком-лямочкой, в которые просовывались мыски тех же валенок.
Лучшим вариантом было прикрепить к ремешкам резинки, которые охватывали валенки сзади и не давали лыжам сваливаться.
Но резинки были далеко не у всех, а только у тех, кому их могли приладить заботливый отец или старший брат.
Но отцы в семьях пятидесятых были далеко не в каждой, и катались мы, постоянно теряя лыжи, что было здорово, особенно, когда ты мчишься с горки, подпрыгиваешь на снежном трамплинчике, и лыжи разлетаются в разные стороны, и всем весело, а ты герой.

Другим зимним развлечением было катание на тарантасе (мой брат, представитель старшего поколения - на 5 лет, называл его дрын). Тарантасы-дрыны в магазинах никогда не продавались.
Их делали наши отцы из толстого металлического прута, который выгибался в виде конных саней, при том лишь условии, что передняя часть их была высокой, по пояс или по грудь, чтобы можно было держаться руками.
Одна нога ставилась на один полоз, а другой ногой нужно было энергично отталкиваться как на самокате.

Это, собственно, и был самокат, только для зимы.
Лучше всего было кататься на них с горки, что было в тоже время довольно опасно, потому что тарантас был сооружением довольно внушительных размеров.
Но и по ровной поверхности ехать на нем было интересно.
Тут важно было как следует раскатать по снегу (отполировать) полозья.

Кстати, скажу пару слов и о самокатах, которые стали такими популярными в последнее время и у детей и у взрослых.
Я катался на самокате еще в 50-е годы.

Самокаты были самодельными: две дощечки соединялись под углом в 60-90 градусов, в нижней дощечке делались пропилы, куда крепились колесики или подшипники, у кого что было. К верхней дощечке горизонтально прибивалась ручка. 

Причем взрослые на них тогда не катались. Это выглядело бы очень глупо.
Взрослые тогда были гораздо серьезнее, чем сейчас.
Время было такое, не до глупостей было. Коммунизм строили.

Посмотрите внимательно на фотографии тех лет, начиная с 30-х и вплоть до 60-х - какие серьезные лица!
Люди довольно редко улыбались. Особенно мужчины.
Люди помнили и страшную войну и страшные сталинские репрессии, когда угодить на Колыму можно было за одно случайно и невпопад сказанное слово.

У нас тогда рассказывали такую историю: один другому говорит: Жизнь все лучше и лучше становится. И все благодаря Сталину. А второй улыбается в ответ (возможно насмешливо).
Всё. Достаточно.
Десять лет лагерей без права переписки (и, конечно, свидания с родными).
Поэтому такие напряженные лица всегда и везде. Не до смеха было.

Видимо с тех пор укоренилась в народе эта привычка не улыбаться где-попало и кому попало, а только близким и проверенным людям.    
Я помню, как отец отвечал фотографу, который просил улыбаться в камеру: Что я, как дурачок, буду улыбаться.