15. Оползень.
Я работала уже снова в воинской части. Сначала эту часть почти полностью расформировали, сократили большую часть гражданского персонала, многие военные перешли на работу в воинское училище, кто сумел уехать - уехали. Но усилиями тех, кто остался, удалось доказать необходимость сохранения этой части. Часть оставили, хотя и в сильно урезанном виде, опять стали принимать людей на работу. В первую очередь, конечно, тех, кого сократили. Но некоторые уже успели уехать, в том числе, программистка, работавшая на моем месте. Я согласилась вернуться, тем более по новым законам у меня сохранялся стаж работы в части, и оставалось право на надбавку к зарплате, раньше при увольнении и возвращении стаж прерывался, его начинали считать опять с нуля.
Наш лабораторный корпус, самый новый из всех корпусов на территории воинской части, выглядел, как после бомбежки. На стенах осыпалась штукатурка, всюду отклеивалась плитка на полу, отопление работало не везде, крыша текла. Выбрали несколько комнат с исправными батареями, привели их в более или менее приличный вид. В трехэтажном здании нас было всего двадцать человек. Остальные работники нашего отдела размещались в других корпусах. Техники тоже почти не было, старую вывезли при расформировании части, на новую не хватало денег.
Обнаружилась трещина в стене, она увеличивалась. Решили, что находиться людям в этом корпусе опасно, нас распределили по другим зданиям, корпус закрыли. Другие здания тоже явно нуждались в ремонте, но были построены с большим запасом прочности, они стояли.
В основном корпусе, куда перевели наше отделение, был когда-то женский монастырь, потом авиационное училище. Очень красивое старинное здание, памятник архитектуры. Высокие потолки, широкие коридоры. Посередине пологая металлическая лестница, огороженная кованой фигурной решеткой. Еще две узкие и более крутые тоже металлические лестницы по краям корпуса. Здание трехэтажное, построено в форме буквы «П» с длинной верхней частью и короткими боковыми. Кирпичная кладка на фасаде тоже фигурная, с выступами по углам, полукруглыми арками над высокими окнами. Но крыша тоже протекает в нескольких местах, ремонтируют ее по мере возможности собственными силами.
Сначала нас, двоих программистов, располагают вместе с операторами. К операторам приходят заказчики, диктуют документы, которые нужно напечатать, звонят телефоны. Моя напарница не очень на это реагирует. А мне шум очень мешает, не дает сосредоточиться над решением своих задач. Для нас ремонтируют одну из комнат, где протекает крыша, мы переходим туда.
Нам много приходится заниматься бухгалтерскими задачами, причем я это делаю на всех предприятиях. Универсальные программы стоят дорого, их надо настраивать для каждого предприятия, платить за изменения и дополнения, которых в этот период очень много. Получается выгоднее иметь своего программиста, способного быстро вносить все изменения.
Павлик не рассказывает мне о своих школьных успехах и неудачах, узнаю обо всем только на родительских собраниях.
- Почему ты мне об этом не сказал?
- Ты же будешь ругаться!
Он сообразил, что выслушивать мои упреки лучше, как можно реже. Помощи он у меня не просит, во всем разбирается сам. О том, что он занял первое место на городской олимпиаде по физике, я узнаю от одной из своих бывших сослуживиц. Она занимается репетиторством, готовит школьников к поступлению в институты. Следит за успехами своих подопечных, обычно они занимают первые места в олимпиадах. И вдруг какой-то Попов! Она же предлагает ему поступить в заочную физико-техническую школу при Московском физико-техническом институте, берется заниматься с ним математикой. У меня не хватает терпения объяснять, особенно своим. Я начинаю раздражаться, кричать: «Если ты не понимаешь, что тогда говорить про остальных!» Эту заочную школу Павлик оканчивает с отличием. Приходится только подталкивать его с оформлением и отправлением выполненных заданий. Павлику нравится процесс решения, а конечные результаты его не очень интересуют.