За день до этих событий снилось большое, круглое помещение, суетящиеся далеко вверху на узких переходах с паутиной металлических ограждений люди, кажущиеся снизу совсем маленькими. А я пытаюсь спуститься по длинной, почти отвесной, также металлической лестнице, но срываюсь с нее и лечу в бездну. Отец погиб 25 апреля, 26 произошла авария на Чернобыльской атомной электростанции. Об этой аварии я узнала после похорон, слушала и читала о пожарниках, не защищенных от смертоносной радиации, остановивших большой пожар. Мне казалось, что именно зал электростанции я видела в своем сне. И это падение с лестницы так похоже на мой очередной срыв.
Но сколько у нас было занятий по гражданской обороне и в школе и в университете, рассказывали о трех факторах атомного взрыва, в том числе о радиации. Вроде бы все должны знать, а случилось несчастье, никто не вспомнил. И поведение партийных работников, которые потихоньку вывозили свои семьи, не предупредив людей, чтобы хотя бы не выходили на улицы и закрыли форточки.
Перед этим огромным горем несколько поблекла собственная боль, но не прошла она до сих пор. И никогда не пройдет.
И еще один сон уже после самоубийства. Мне приснилось, что я с матерью и тетей Ниной иду по направлению к кладбищу. Отец идет наперерез быстрым шагом, подтянутый, в строгом черном костюме, каким он всегда был на работе. Он подходит ко мне, молча, берет за руку, стоит какое-то время и удаляется все так же быстрым шагом. После этого сна я чувствую незначительное облегчение. Он так решил. В свидетельстве о смерти написали причину «удушение», но никаких признаков удушья – синевы на лице, прикушенного языка не было. Белая кожа, закрытые глаза, как будто спит. Я сразу обрезала веревку, скорая помощь приехала мгновенно. Скорее всего, это был инфаркт, приступ стенокардии до этого у него был.
Народу на похоронах было много, пришли учителя из школы, друзья, соседи – в городе его знали многие, только немного кто знал о том, как сильно он пил. Даже соседи по квартире, где они прожили к тому времени семь лет, не подозревали об этом. Уже позднее услышала, что кто-то объяснял неожиданное самоубийство растратой на работе. Наверно и еще что-то придумывали, не знаю. Присутствовали три жены Славы. Татьяна, услышав мое заявление, что квартира мне не нужна, решила помириться со Славой и жить вместе с матерью: «Мы же все не вечные». Но неожиданно заупрямилась мать. Она стала настаивать на том, чтобы я отдала дом Славе и переселилась к ней. Такой вариант Таню совсем не устраивал, но пока отношения со Славой она не разрывала, ожидала.
Как-то Слава заявился ко мне с дружком, оба, конечно, пьяные
- Нам нужно выпить, давай нам закуски.
- Вам что здесь - кабак? Почему я должна вам прислуживать?
- И ты, и мать виноваты в смерти отца.
- А ты не виноват?
- Ну, в какой-то степени и я…
- Вот за свою вину и отвечай, а за свою я как-нибудь сама отвечу!
В этот раз мы разругались особенно сильно, он меня «достал» своим стремлением ударить по самому больному, непременно обидеть, поиздеваться. Я говорила ему, что у него и друзей - то нет из-за этого, одни собутыльники, и я больше не считаю его своим братом, ни видеть его, ни разговаривать с ним больше не хочу.
О смерти отца я вообще ни с кем не могла говорить, ничего не хотела рассказывать. Только Мише описала все подробно в письме.
Я чувствовала почти такое же опустошение, безразличие ко всему, как в период депрессии. Но мне нужно было думать о сыне, Алеше всего десять лет, кому я его оставлю? А мама взялась все срочно продавать. От деревянной лодки пришлось отказаться, когда они перешли в квартиру, за лодкой надо все время следить, ходить на берег от той квартиры слишком далеко. Телефона у отца еще не было, мне как-то пришлось бежать три километра к отцу, когда сторож сообщил, что у лодки сорвало береговой якорь. Поменяли эту лодку на металлический «Прогресс», он стоял на берегу, спускали на воду с помощью специальной коляски. Еще у отца был мотоцикл с коляской, гараж возле их дома. Все это мать продала очень дешево, буквально за копейки. Причем, чтобы продать мотоцикл, нам со Славой пришлось идти к нотариусу, писать отказ от наследства, потому что не прошло еще полгода. Мама твердила, что не будет здесь жить, уедет в Сибирь. Слава торопил с решением о переходе, требовал отдать ему дом или квартиру: «Вы там сидите, как королевы, одна в доме, другая в квартире, а мы здесь ютимся вчетвером в крохотной комнатушке». Я просила подождать хотя бы немного, дать мне прийти в себя, меня никто не слушал.
Свободное копирование
