Наутрие, напившись чаю, пошел я с обоими новыми моими подкомандующими. осматривать строения, в которых, по позднему уже осеннему времени, никакой работы уже не производилось. Тут господин архитектор старался показать мне все свое знание и искусство. Он водил меня всюду и всюду, и изъяснял все как должно. Господин Верещагин же только молчал и был слушателем. Сие доказало мне уже отчасти, что был он только на словах великой человек, а на делах не совсем таков, и что главную ролю тут играл Яков Ананьич, так звали помянутого архитектора. Из дворца прошли мы в церковь, также уже покрытую и совсем почти отделанную. По осмотрении же оной зашел я в комнаты архитектора, жившего в другом конце дома управительского. И дабы показать ему, что и я в рассуждении строений не совсем не знающ, просил его показать мне планы и фасады. В миг они мне были все представлены не только оригинальные, но и все практические, и все желаемое мною по оным изъясняемо; а по всему тому увидел я, что архитектор сей был действительно ремесло свое совершенно разумеющий, а притом прилежный и рачительный человек, чему и был я чрезвычайно рад; ибо тотчас мог предусмотреть, что по строениям не доведет он меня ни до каких дальних хлопот, и облегчит собою весьма все мои об них заботы и попечения.
Поговорив и потолковав с ним обо всем, и расспросив о числе наличных и недостающих еще к строению материалов, и о том, что нужно к предварительному о них попечению, возвратился я в комнаты, где мы квартировали; и попросив хозяек, чтоб они покормили нас поранее, дабы успели мы благовременно дотащиться до Богородицка, а отобедав или паче позавтракав у них и распрощавшись, отправились мы далее к Богородицку. Сей последний переезд был хотя не слишком большой, но наитруднейший из всех прежних: отчасти по дурноте грязных степных дорог, а отчасти и по усталости уже и лошадей наших, и мы не ехали, а тащились. Как сидел я и в сей раз в одной карете со своими спутницами, то имел я удовольствие видеть их приятное удивление при проезде чрез большие и порядочно расселенные деревни Бобриковской волости, сквозь которые нам тогда ехать случилось, и слышать суждение их о семействе господина Верещагина. Они были такого же почти мнения, как и я, но большая только сестра его, Марья, показалась им слишком уже бойкою и хитрою девкою.
При проезде чрез село Ивановское, в котором дни за два до того был годовой их праздник, наехали мы всех мужиков бражничающих и сбегающихся к нам с своими глупыми поздравлениями и просьбами, чтоб принять от них хлеб и соль, подносимой нам ими. Сие было нам нимало не противно, и я говорил только им: "Благодарю, благодарю, друзья мои, за вашу ласку и усердие, по все это напрасно; а веселитесь себе и забавляйтесь как вам угодно". И насилу-насилу отвязались мы от них, приступающих к нам с неотступными просьбами о принятии их хлебов и нескольких окороков ветчины, с чем обыкновенно всегда они хаживали на поклоны и изъявляли свое усердие. Наконец кое-как переехали мы и сей переезд, и выехавши из Балахонского леса увидели вдали колокольню богородицкую.