Письмо 176-е.
Любезный приятель! Продолжая историю жительства моего в Киясовке, скажу, что Успеньев день провели мы в сообществе с дворяниновскими нашими гостями довольно весело, в особливости же доставляли нам великое удовольствие тамошние леса и рощи, в которые мы ездили после обеда гулять, и в коих было множество приятных мест и молодых засевших очень часто березовых рощиц. Побудили нас к езде и прогулке сей наиболее грибы, которых, как сказывали нам, в лесах, а особливо в сих рощицах было довольно. Мы и действительно нашли их такое великое множество, какого я нигде и никогда во всю жизнь мою не видывал: такой гриб на грибе и одни другого лучше, здоровее и моложе. Словом, их так было удивительно много, что легши в такой рощице на землю, можно было, не сдвигаяся с места, а доставая только рукою, набирать их по целой почти шляпе. Все сие необыкновенное множество оных, а притом и случившаяся тогда теплая, тихая и приятная погода доставила всем нам, а особливо детям, которых было тогда у нас целая компания, удовольствие неописанное и которое мы очень долго помнили и помним даже до сего времени.
Не успели мы гостей своих на утрие проводить, как новая неожидаемость и произшествие особого рода и почти смешное привело нас в превеликое смущение и беспокойство духа. Как ни беспокойно и ни тесно было нам жить в верхнем этаже своего огромного дома, но до сего времени обжившись, все жили мы довольно спокойно и хорошо. Но в сей день завернувшаяся стужа и ветреная погода начала нас беспокоить и заставливала думать, отчего бы во всех комнатах и в окны и сквозь бумажные обои так везде несло, что отдувались даже обои от стен. "Господи! говорил я, сему удивляясь, отчего бы это так было?" Но вообразите себе, как я удивился, когда, попробовав в одном месте отнять обои, увидел, что весь наш верхний деревянный этаж и все комнаты в оном были совершенно не мшоные, а срубленные только так довольно хорошо и плотно из обрушенных бревен.
"Ах, Боже мой! воскликнул я, что это? и как же ветру не нести!" и спешил сообщить о том своим хозяйкам. Сии в прах тем перетревожились, и проклиная строителя твердили только: "Ах, как же нам быть, и как можно будет здесь жить, как настанет осень и самые камины нас здесь согреть еще будут не в состоянии, надворья не натопишь!..." -- "Ну! что ж, сказал я, так приниматься за нижние и переходить туда; как быть, хоть там и теснее будет здешнего, но что делать, как-нибудь принуждено уже будет помещаться; по крайней мере там везде и во всех покоях есть печи". -- "Ох! сказали они мне на сие, да как это нам можно будет там в таких беспутных и беспорядочных комнатах поместиться? Мы сколько раз ни начинали о том думать, но и ума не приложим". Потом, подумав-подумав, продолжали: "Но нечего делать, здесь не проживешь, стужа и ветры выгонят нас скоро и не худоб, если б вы заблаговременно осмотрели там печи и велели прочистить трубы и исправить в них все что нужно".-- "Хорошо, сказал я, сего же часа пойду туда", и послал за печником, который был у нас свой, из тамошних дворовых людей.
Печник тотчас и явился ко мне, расхаживавшему там по нижним покоям и осматривающему и замечающему в них: все, что требовало заблаговременного поправления.-- "Друг мой! сказал я его завидев: как бы нам с тобою поосмотреть хорошенько все здесь печи, нет ли в них чего худого и нужного к поправлению, да и трубы-то попрочистить бы!" -- "Какие трубы?" спросил он.-- "Да вот от этих печей, сказал я: небось галки наносили в них и Бог знает сколько сору". Печник смотрел только мне в глаза, и наконец усмехнувшись, сказал:-- "Да их, сударь, нет ни у одной печи". -- "Как так? а это что ж?" сказал я, указывая ему на трубы вверху печей. -- "Да это только их началы, а там все они заглушены и закладены, и печей этих топить не можно".-- Что ты это говоришь? воскликнул я, поразившись неизъяснимым удивлением: неправду ли? да как же это, и на что ж такое они заглушены? Да нельзя ли, брат, как-нибудь опять их поправить и сделать, чтоб топить их можно было?" -- "Нельзя, сударь, отвечал он, и никак этого нельзя сделать".-- "Да почему ж нельзя?" -- "Потому, сударь, что труб-то вовсе нет и они все по самые потолоки сломаны." -- "Господи! воскликнул я, удивляясь час от часу более: да умилосердись, братец, скажи ж ты мне, почему же и на что же это они сломаны?"
-- "А вот, сударь, я расскажу вам все дело... Покуда покойной наш боярин, Федор Васильевич, изволил здесь живать зимы, так трубы у них и были и они топливались, но тогда не было на доме еще верхнего деревянного жилья; но как перестал съезжать сюда по зимам, то вздумалось ему построить на нем верхние комнаты деревянные, и расположить их для своего летнего кой-когда здесь пребывания. А тогда-то сломаны были все эти трубы, и как возобновить их было не можно потому, что тамошним верхним комнатам изволил он сделать совсем уж другое расположение, то трубы эти приходились посреди комнат, то и приказал он их всех заглушить и совсем уничтожить".
-- "Тю! тю! тю! тю! возопил я, схватив себя за бороду сие услышав: хороши же мы!.. Да как же это нам быть-то? и где ж нам зимовать-то?" -- "Уж я право того не знаю", отвечал печник и замолчал, а я, поразившись неописанным смущением, не знал что и думать. Тысячи разных мыслей полезли мне тогда в голову, я и не знал к какой из них прилепиться и спешил бежать вверх сообщать хозяйкам своим эту неприятную новость. "Ах, батюшки мои! твердил только я, восходя к ним по лестнице: да как же это нам быть-то? Ах, проклятые, никто-то не промолвил нам о том ни одним словом, а самим нам и не вдогад всего этого; теперь вижу я уже и сам это! Ну, обрадую же я сим моих боярынь".
Для них и подлинно была новость сия крайне поразительна. Сначала не хотели было они мне верить. "И что ты! говорили они, возможно ли этому быть". Но как я их уверил и все дело порассказал, то, смутившись до чрезвычайности, начали они только охать и горевать и бранить покойника г. Наумова. Я дал им к тому волю, а сам сограждал уже в мыслях план, чем бы сему злу пособить можно было. И как госпожи мои начали потом ко мне приступать с вопросами, как же нам быть, и где зимовать, то сказал я им: "Другого не остается, как помышлять скорее о построении себе какого-нибудь другого домика. Еще слава Богу! говорил я, что узнали мы сие теперь, а не позднее. Теперь есть еще к тому несколько времени, а то бы был сущий мат нам".-- "Ах! подхватили они, когда это будет? и теперь уже сентябрь на дворе, и когда успевать построить хоромы? Нет ни леса и ничего готового." -- "Ну, как быть, поспешим уже как-нибудь", сказал я.-- "Как ни спеши (возразили они), но в два месяца и до зимы тебе не построить никак; а до того времени в этих гробах мы околеем совсем: каминами одними не нагреешь надворья". -- "Ну что ж делать (сказал я), хоть доведется нам и потерпеть несколько стужи и беспокойства, но так уже и быть. Станем камины топить поболее, дров здесь не занимать стать!... много!... а впрочем, я надеюсь, что авось-либо и успею сгородить себе до зимы убежище. По счастию, есть у нас в селе Спасском хоромцы готовые, так передернем их сюда и поставим. Быть так что невелики, но нам теперь не до прихотей и не до разборов, и каким-нибудь будем ради, только бы нажить себе тепло".-- "Хорошо (сказали они несколько успокоившись): но как-то тебе и их успевать сгородить, и с печами и со всем? Время остается очень немного; к тому ж, и Бог еще знает, дозволит ли и князь тебе сие сделать?" -- "О! что касается до князя (сказал я), то не сомневаюсь в том ни мало. Человек он очень доброй и ему нужно только сказать слова два о том, как и согласится, и я теперь же пойду писать к нему о том, блого есть в Москву посылка".-- "Хорошо! хорошо! (сказали они), так поспешай же, дремать нечего".
Я и подлинно в тот же час побежал в свой кабинет, и ну писать к князю, сообщать ему нашу неожидаемость, говорить о том, как хорошо оба мы с ним в рассуждении печей в нижнем этаже обманулись, и потом, изобразив все терпимое нами уже и тогда беспокойство и совершенную невозможность зимовать в тогдашнем нашем обиталище, просить дозволения о перевезении спасских хором и поставке оных для моего жительства; и в тот же еще день отправил к нему с письмом своим нарочного.
Свободное копирование
