На другой день, проснувшись с новыми и до того не известными мне еще приятными чувствиями, ибо я почитал себя тогда уже богатым человеком, пошел я к князю и, приняв от него последние приказания и раскланявшись с ним, прошел прямо в город, и, исправив все нужные покупки, нанял потом под коляску свою лошадей и перед вечером пустился из Москвы и поехал прямою дорогою в Киясовку для немедленного вступления в новую свою управительскую должность, куда, ночевав на дороге в Пахре, на другой день и приехал.
Случилось сие 22-го числа месяца июля и в самые почти полдни. Подъезжая к сему селу, чувствовал я в себе некоторые особливые и не неприятные ощущения и не преминул несколько раз перекреститься при везде в самое село, и чтоб мысленно не попросить Господа о ниспослании мне, при вступлении в новое поприще жизни, святого своего благословения и преподания мне во всем руку помощи. Меня тут начальники уже некоторым образом дожидались и тотчас сбежались ко мне, как скоро коляску мою завидели. Я расположился на время в тех же нижних комнатах, где мы до того времени квартировали, и при вступлении в свою должность первым делом моим было то, чтоб приказать наутрие собраться всем крестьянам для выслушания послушного указа, которым не преминула нас, по обыкновению, снабдить княгиня Белосельская.
Между тем успел я в тот день обходить сады и прочие места усадьбы и расспросить у начальников о всех тогдашних в волости обстоятельствах, также осмотреть гумно и производимую в тот день молотьбу хлеба, а ввечеру занялся я писанием к князю о прибытии своем в волость первого рапорта и некоторых других писем.
Как в последующий день все крестьяне из села Киясовки и других принадлежащих к селу ближних деревень были собраны, то, вышед к ним, прочел я им послушный указ и потом поздравил их с новою и столь знаменитою помещицею. Все они изъявляли о том свою радость и удовольствие; а я после того сказал им, что как я по воле ее определен для управления ими, то при первом случае советую им: что как они теперь уже не владельческие, а собственные крестьяне самой государыни и гораздо преимущественнее всех прочих казенного ведомства крестьян, то они сие всегда б помнили и не постыдили бы себя никакими дурными поступками, а постарались бы как можно будущим своим поведением и мирным и порядочным житьем и повиновением смыть с себя то гнусное пятно, которым замараны они всеобщею об них молвою.
"Повсюду, -- продолжал я им говорить, -- носится об вас, друзьях моих, весьма скверная и гнусная молва! Говорят, будто бы вы преданы уже слишком шалостям и воровству и будто бы уже до того дошло, что никто из приезжих не смеет и не отваживается у вас здесь в селе ночевать. Я не знаю, правда ли то или нет, но желаю, чтоб была то неправда. Но на случай, если молва сия не пустая, то советую вам, друзья мои, все такие шалости с сего времени бросить совершенно и отстать от всего дурного и сказываю вам наперед, что сколько вы найдете во мне очень доброго, честного и правду любящего начальника, столько, напротив того, строгого наблюдателя доброго порядка, и что я никак того терпеть не буду, и что открывшееся за кем-нибудь не только важное, но и самомалейшее воровство не останется никак без наказания; но все таковые строго, жестоко и примерно будут наказаны, и было б вам сие, друзья мои, наперед ведомо".
Пропев им с самого начала таковую песенку, распустил я их, сказав, чтоб они шли теперь с Богом продолжать обыкновенные свои работы; а буде кому какая нужда есть, то являлись бы ко мне с оными.
Все они, выслушав с глубочайшим молчанием мои слова, поклонились и пошли, а я занялся потом кой-какими нужнейшими распоряжениями, а паче всего приказаниями имевшемуся тут в доме столяру починить скорее все поврежденные в доме мебели, также и в службах и кухне окна и все прочее, что было нужно, подтвердив, чтоб все к тому времени поспело, как перееду я со всем моим семейством и людьми жить в Киясовку. Потом ездил я осматривать господские, в самое то время производившиеся еще покосы и сделал там распоряжения, какие были нужны.
Свободное копирование
