И в это время появляется новая звезда на нашем небосклоне.
1968 год принес нам имя Андрея Дмитриевича Сахарова. В это время появляется в самиздате его первая общественно-политическая работа. Появление Сахарова в нашей общественности — историческое событие. Не потому, что он сказал что-то особенно новое. И не потому, что он социальный вождь или крупный политический деятель. Значение Сахарова значительно шире. Его не сравнишь не только ни с одним из нас, но и ни с одним вообще из ныне живущих исторических деятелей.
Первый аспект. «Аристократ, идущий в демократию, обаятелен», — говорит у Достоевского Петр Степанович. Андрей Дмитриевич Сахаров — бесспорный аристократ. Аристократ духа. Это — баловень судьбы. Еще в 21 год, когда другие под крылом папенек и маменек, он — доктор наук. В 25 лет он уже прославленный ученый. Почести, слава, о деньгах уж говорить нечего, — чего еще? И вот он идет к народу. Покидает Олимп.
Другой аспект. Великий гуманист. Заступник за всех. Я писал об этом в своей работе о Толстом. Защитник всех, кто страдает, без различия, каких бы ни был человек убеждений, какой бы ни был нации, к какой бы группе он ни принадлежал, какое бы образование он ни получил. Человек кристальной чистоты.
Беспощадная пошлость ни тени
Положить не успела на нем.
Это сказано Некрасовым про 27-летнего Писарева. А Сахарову не 27, а скоро (в 1981 году) — шестьдесят.
Я ищу аналогий и не нахожу.
Лев Николаевич Толстой? Но человек он был все-таки трудный. Всю жизнь хотел перестать быть барином. И все-таки барин. Барин до мозга костей.
Ганди? Человек необыкновенного благородства.
Гений. Но человек странных, неожиданных извивов, любивший порисоваться своей экстравагантностью. Во всем, начиная со своей одежды. И его верный ученик и почитатель Неру однажды обмолвился в своих мемуарах: «До чего раздражающий человек Махатма».
С ранней юности мне люб Владимир Сергеевич Соловьев. Хотелось бы сравнить Сахарова с ним. Но Владимир Сергеевич чересчур абстрактен. Он весь в будущем. Он устремлен в заоблачные дали. А этот здешний. В людских делах.
Пожалуй, более всего подходит для сравнения папа Иоанн XXIII. Но он все-таки политик. И иной раз немного с хитрецой. С хитрецой добродушной, не зловредной, но все-таки… ладить умел со всеми, с кем было нужно. Даже с Пием XII. А с ним трудно было ладить.
Андрей Дмитриевич Сахаров не такой. Он всегда и со всеми одинаков: мил, мягок, добр. Душа-человек. И в то же время нет в нем человекоугодия. Он европеец. И даже выговор у него чуть-чуть иностранный, видимо, унаследованный от родителей, которые родились и жили в Прибалтике. Такой выговор я слышал у многих представителей нашей аристократии (между прочим, у Патриарха Алексия), — говорят, такой выговор был и у Николая II. Но человек он до глубины души русский. Представитель той же линии русского гуманизма, к какой принадлежали Л. Н. Толстой и B. C. Соловьев.
Возвышенный русский гуманист и идеалист. И есть в нем особый, внутренний аристократизм. Вот не могу себе представить Сахарова ругающимся матом, дерущимся, мстящим за обиды, мертвецки пьяным. Всех могу, а его нет. Себя, так слишком хорошо могу себе представить в этой роли, а его — нет. Черносотенная публика его не любит. Хамье!
Действительно, это люди с разных планет. Но все остальные его обожают.
Присылал к нему из лагеря воришек. И все уходили от него в восторге.
Это один из самых популярных людей в России. Заговорите на бульваре, на улице, на рынке с любым рабочим парнем, солдатиком, пьяницей. Скажите о Сахарове. Сразу заулыбается, начнет расспрашивать.
Сахаров — народный герой. Его первая политическая работа также выражает мнение простого народа. Поговорите с любым рабочим, колхозником, солдатиком, — он скажет вам примерно то же, что знаменитый профессор, сын профессора, интеллигент чистых кровей, выговаривающий слова на иностранный манер.
Первое программное произведение Сахарова носит название «Размышление о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе».
Эпиграф — слова Гете:
Лишь тот достоин жизни и свободы,
Кто каждый день идет за них на бой.
Уже с первых строк читатель чувствует себя как бы погруженным в особую атмосферу, атмосферу, совершенно отличную от произведений эмигрантских деятелей. Совершенно отсутствуют сентиментальные обращения к старой Руси, проклятия в адрес 1917 года. Автор смотрит не назад, а вперед, исходит из той новой России, что существует сейчас (впрочем, не такой уж и новой — она существует уже 60 с лишним лет, а ко времени написания статьи А. Д. Сахарова существовала тоже уже 51 год).
Сахаров, в противоположность некоторым староверам, руководствуется правилом: «Предоставь мертвым погребать своих мертвецов».
Первый основной тезис Сахарова:
«Разобщенность человечества угрожает ему гибелью. Перед лицом опасности любое действие, увеличивающее разобщенность человечества, любая проповедь несовместимости мировых идеологий и наций — безумие, преступление» (Андрей Сахаров. «В борьбе за мир». Изд. «Посев», 1973, с. 10. Статья «Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе»).
Уже этот первый тезис бьет одновременно и по сторонникам «железного занавеса», которые заправляют советским государством, и по сторонникам «своеобразного пути России», от монархистов до тех, кто зовет к установлению в России «авторитарного строя», до неославянофилов, тех, кто видит нечто светлое в «деятелях» типа Маркова-Второго, проклинает не только Октябрь, но и Февраль и идеализирует старую Россию.
Андрей Дмитриевич Сахаров ясно и недвусмысленно отмежевывается от всяких тоталитарных сил: призывая к миру и сотрудничеству всех людей доброй воли, он замечает:
«Читатель понимает, что при этом не идет речь о идеологическом мире с теми фанатичными, сектантскими и экстремистскими идеологиями, которые отрицают всякую возможность сближения с ними, дискуссии и компромисса, например с идеологиями фашистской, расистской, милитаристской или маоистской демагогии» (там же, с. 10).
Далее. Чаяния миллионных масс выражены в следующей чеканной формуле:
«Миллионы людей во всем мире стремятся покончить с нищетой, ненавидят угнетение, догматизм и демагогию (и их крайнее выражение — расизм, фашизм, сталинизм и маоизм), верят в прогресс на основе использования в условиях социальной справедливости и интеллектуальной свободы всего положительного опыта, накопленного человечеством» (там же, сс. 10–11).
Второй тезис гласит:
«Человеческому обществу необходима интеллектуальная свобода — свобода получения и распространения информации, свобода непредвзятого и бесстрашного обсуждения, свобода от давления авторитета и предрассудков. Такая тройная свобода мысли — единственная гарантия от заражения народа массовыми мифами, которые в руках коварных лицемеров-демагогов легко превращаются в кровавую диктатуру» (там же, с. 11).
И сейчас, через 12 лет, можно подписаться под любым из этих утверждений. Здесь говорится правда, только правда, ничего, кроме правды.
Но (увы!) не вся правда. Автор все еще находится в плену тех иллюзий, которыми были заражены мы все, люди, выросшие и сформировавшиеся при советском строе.
Прежде всего. О какой интеллектуальной свободе говорит Андрей Димитриевич? Такой свободы нет и быть не может.
Когда-то, в тридцатые годы, в преддверии второй мировой войны, Максим Максимович Литвинов бросил крылатую формулу: «Мир неделим».
Свобода тоже неделима. Или свобода полная и неограниченная, или рабство.
Мне вспоминается, как в шестидесятых годах, когда мы, церковные люди, начали борьбу за свободу Церкви, один из моих учеников сказал умную фразу: «Не может же Церковь быть свободной, если все остальное не свободно, — не может же одна Церковь быть несвободной, если все кругом будет свободно». Это же относится и к интеллектуальной свободе, о которой говорит Сахаров.
Не может быть интеллект свободен, если нет в стране свободы. Какая свобода информации, если в Библиотеке им. Ленина не выдается «Правда» за тридцатые годы, если я не могу переменить местожительства, если я должен дни и ночи «вкалывать» на производстве, чтобы прокормить жену и детей. Мне уж тут не до информации. Наконец, допустим, я получил всю возможную информацию. Куда мне ее девать? Все равно же выборы без выбора. И никому решительно моя информация не нужна.
Парламентский демократический строй — вот единственная гарантия свободы. Все другое: интеллектуальная свобода, свобода вероисповедания, свобода от нужды, от страха, от произвола — лишь производное.
Часто можно слышать, что в прошлом политическая свобода использовалась во вред самой свободе. Наиболее яркий пример: приход к власти Гитлера легальным парламентским путем. Это возражение похоже на то, как если бы кто-нибудь запретил выделку и продажу ножей, ибо пока они есть в каждом доме, всегда возможно, что они превратятся в орудие убийства; или запретил бы продажу веревок, ибо пока они есть в свободной продаже, всегда остается возможность самоубийства.
Свобода, демократия есть нормальное состояние человеческого общества. А чтобы не было злоупотреблений, чтобы свобода не была использована во вред самой свободе, — должны быть категорически запрещены все партии, группы, секты, стоящие на позициях тоталитаризма: фашисты, черносотенцы, маоисты, сталинисты и т. д. Естественно, самые жестокие кары, вплоть до пуль и веревок, — террористам, фашистам, шовинистам, которые натравливают народы друг на друга. Таковы примерные контуры будущего государственного и общественного устройства, которые вырисовываются в свете всего пережитого человечеством в XX веке.
Далее. Путь к свободе. Андрей Димитриевич Сахаров — убежденный противник революции.
«Я считаю необходимым специально подчеркнуть, — пишет он в своей программной работе „О стране и мире“, — что являюсь убежденным эволюционистом, реформистом и принципиальным противником насильственных революционных изменений социального строя, всегда приводящих к разрушению экономической и правовой системы, к массовым страданиям, беззакониям и ужасам» (Андрей Сахаров. «О стране и мире». Нью-Йорк. Изд. «Хроника», 1976, с. 85).
Это, конечно, так, но это единственный путь к свободе. Свободу не вымаливают, ее не дарят, ее не дают с высот престолов, ибо то, что дают, то могут всегда и отобрать. Свободу завоевывают. Поэтому путь к свободе — это революция.
Из этого, конечно, не следует, что нужна непременно кровь. Возможна и бескровная революция, возможен даже и путь реформ. Однако реформы возможны только в одном случае: если правительство приходит к тому выводу, к которому пришел в свое время Александр II: «Лучше освободить крестьян сверху, чем если они освободятся снизу».
Создание в стране революционной ситуации — необходимость того, чтобы революционные идеи проникли в широкие массы, чтобы правительство почувствовало реальную опасность, — такова предпосылка всяких реформ, действительных, а не мнимых.
Сейчас в России мы стоим на грани этой ситуации. Пока еще революционные идеи только реют наверху, — они еще не овладели массами. Но почва подготовлена. Девяностые годы XX века, видимо, увидят четвертую великую Русскую Революцию. И среди ее предтеч назовут имя смиреннейшего и миролюбивого человека Андрея Дмигриевича Сахарова. Так же, как среди предшественников Великой французской революции, называют смиреннейшего и мирного чудака Жан-Жака, а среди предшественников русской революции фигурирует яснополянский граф и пахарь.
И наконец, третий главный вопрос. О социализме. А. Д. Сахаров стоит на точке зрения социализма. Разумного социализма. Это, конечно, очень правильная точка зрения.
Социализм — это не национализация производства. Когда-то Энгельс иронически заметил по этому поводу, что в таком случае и королевскую почту в Пруссии XIX века надо считать социалистическим учреждением.
Социализм — это есть ограничение произвола богатых, уничтожение власти богатства, отказ от концентрации крупных капиталов в частных руках.
Однако социализация производства должна исходить из органичных предпосылок. Введение социализма путем декретов — это сумасшедшая идея Фетисовых (которым, впрочем, сходить не с чего) и угрюм-бурчеевых. Таким Угрюм-Бурчеевым, гипертрофированным до гениальности, был Сталин.
В вопросе социализма мы должны исходить из евангельской презумпции: «Суббота для человека, а не человек для субботы». «Социализм для человека, а не человек для социализма».
Каков этот лозунг в применении к русской действительности? Совершенно нереально говорить о восстановлении частной собственности в крупной и средней промышленности. Вся крупная и средняя промышленность должна оставаться в руках демократического, соответствующим образом реформированного государства. Должна быть также сохранена государственная монополия внешней торговли.
Однако наряду с этим возможна частная инициатива в сфере обслуживания, ибо незачем превращать чистильщиков сапог в государственных чиновников, а хозяев ресторанов, столовых и магазинов заменять казнокрадами.
Не говоря уже о насильственной коллективизации, с которой надо покончить раз и навсегда.
Таковы выводы, которые я делаю из предпосылок А. Д. Сахарова, за что сам Андрей Димитриевич, разумеется, не несет никакой ответственности, и о его мнениях на этот счет я ничего не знаю, так как никогда на эту тему с ним не говорил.
Свободное копирование
