23 февраля 1968 года. Промозглый февральский день. Сугробы, ветер, но в воздухе сырость. Уже не зима, но до весны далеко. «Зима с летом встретились», как говорят в народе.
Сижу в своей утлой комнатенке, в деревянном домишке, в Новокузьминках. У окна. Вдруг распахивается дверь. В прихожей шаги. Множество шагов. Мужские шаги.
«Кто там?»
«КГБ. Попались», — отвечает знакомый голос.
Это Красин. Вслед за ним Якир, Габай, кажется, и Юлий Ким.
Входят, рассаживаются на диване, который служит мне ложем, на стульях.
Красин: «Мы принесли вам петицию». Петиция в Президиум консультативного совещания коммунистических партий в Будапеште.
Читаю. Подписываю. Со свойственной мне аккуратностью рядом со своей подписью ставлю кляксу. Так с кляксой и пошла петиция в Будапешт.
Гости, между тем, торопятся. Их ждет такси. Они едут дальше.
Уже на другой день вечером петиция была передана всеми радиостанциями Запада. Напечатали ее и многие газеты. Как это ни странно, она достигла и адресата. Итальянская делегация на заседании в Будапеште заявила: «Вся буржуазная пресса пишет о каком-то документе, адресованном нашему совещанию, а мы ничего о нем не знаем».
Пришлось огласить. Советское радио также вынуждено было прокомментировать петицию. В Москве сенсация. Звоню о. Всеволоду Шпилеру. Он мне говорит: «Итак, ваши силы практически неисчерпаемы».
«Почему?»
«Да вот, на все вас хватает. И петиции какие-то подписываете, и работы академикам пишете, и церковь обновляете».
Вадим меня встретил восклицанием: «Что это ты подписывал?»
«Откуда ты знаешь?»
«Ну как же, мне уже 20 человек об этом говорили».
Эта петиция открыла новый период в истории демократического движения: период «подписантов». Это был новый термин, который быстро попал на улицу и стал широко известен.
Текст петиции от 24 февраля 1968 года следующий:
ПРЕЗИДИУМУ КОНСУЛЬТАТИВНОГО СОВЕЩАНИЯ КОММУНИСТИЧЕСКИХ ПАРТИЙ В БУДАПЕШТЕ
В последние годы в нашей стране проведен ряд политических процессов. Суть этих процессов в том, что людей в нарушение основных гражданских прав судили за убеждения. Именно поэтому процессы происходили с грубыми нарушениями законности, главное из которых — отсутствие гласности.
Общественность больше не желает мириться с подобным беззаконием, и это вызвало возмущение и протесты, нарастающие от процесса к процессу. В различные судебные, правительственные и партийные органы, вплоть до ЦК КПСС, было отправлено множество индивидуальных и коллективных писем. Письма остались без ответа. Ответом тем, кто наиболее активно протестовал, были увольнения с работы, вызовы в КГБ с угрозой ареста и, наконец, самая возмутительная форма расправы — насильственное заключение в психиатрическую больницу. Эти незаконные и антигуманные действия не могут принести никаких положительных результатов, — они, наоборот, нагнетают напряженность и порождают новое возмущение.
Мы считаем своим долгом указать на то, что в лагерях и тюрьмах находятся несколько тысяч политзаключенных, о которых почти никто не знает. Они содержатся в бесчеловечных условиях принудительного труда, на полуголодном пайке, отданные на произвол администрации. Отбыв срок, они подвергаются внесудебным, а часто и противозаконным преследованиям: ограничениям в выборе места жительства, административному надзору, который ставит свободного человека в положение ссыльного.
Обращаем ваше внимание также на факты дискриминации малых наций и политическое преследование людей, борющихся за национальное равноправие, особенно ярко проявившееся в вопросе о крымских татарах.
Мы знаем, что многие коммунисты зарубежных стран и нашей страны неоднократно выражали свое неодобрение политическим репрессиям последних лет. Мы просим участников консультативной встречи взвесить ту опасность, которую порождает попрание прав человека в нашей стране.
Обращение подписали:
1. Алексей Костерин, писатель, Москва, М. Грузинская 31, кв.70.
2. Лариса Богораз, филолог, Москва, В—261, Ленинский проспект 85, кв. 3.
3. Павел Литвинов, физик, Москва, К—1, ул. Алексея Толстого 8, кв. 7.
4. Замфира Асанова, врач, Янги-Курган, Ферганская область.
5. Петр Якир, историк, Москва, Ж—280, Автозаводская 5,кв.75.
6. Виктор Красин, экономист, Москва, Беломорская ул. 24, кв. 25.
7. Илья Габай, учитель, Москва, А—55, Ново-Лесная ул.18, кор.2.
8. Борис Шрагин, философ, Москва, Г—117, Погодинка 2/3, кв. 91.
9. Левитин-Краснов, церковный писатель, Москва, Ж—377, 3-я Новокузьминская ул. 23.
10. Юлий Ким, учитель, Москва, Ж—377, Рязанский просп. 73, кв.90.
11. Юрий Глазов, лингвист, Москва, В-421, Ленинский проспект 101/164, кв.4.
12. Григоренко Петр, инженер-строитель, бывший генерал-майор, Москва, Г—21, Комсомольский проспект 14/1, кв. 46.
(См. «Архив документов Самиздата», т. 10, сс. 13–14. — Нью-Йорк: Radio Liberty Committee 1972).
Подписи под петицией, направленной в Будапешт, — неплохой адрес-календарь демократического движения. Первое, что бросается в глаза, — резкое различие типов, убеждений, биографий.
Алексей Костерин (к сожалению, не был с ним знаком лично) — старый коммунист, еще с 1912 года, участник гражданской войны, попавший в плен к Врангелю, приговоренный военно-полевым судом к смертной казни, бежавший из тюрьмы накануне казни, затем узник сталинских лагерей, пробывший там около 20 лет, реабилитированный, защитник прав репрессированных народов, друг крымских татар, вышедший из коммунистической партии перед смертью в знак протеста против вторжения советских войск в Чехословакию.
Лариса Богораз — из интеллигентной еврейской семьи, отпрыск целой профессорской династии; ее первым мужем был Юлий Даниэль, второй муж — старый лагерник Анатолий Марченко.
Замфира Асанова — крымская татарка, как-то меня спрашивала: «Скажите, а что такое церковный писатель? Меня наши в Ташкенте об этом спрашивают, а я не могу объяснить».
Борис Шрагин, философ-диаматчик. Сейчас в Америке. Либерал, атеист, полумарксист (типа легальных марксистов 90-х годов).
Юрий Глазов — лингвист, полуеврей, искатель. Специалист по буддизму, принял православие, потом перешел в католичество. Сейчас в эмиграции, в Канаде. Симпатичный. Простой. Искренний. Душа-человек. Путаник невозможный.
Об остальных (о Павле Литвинове, Петре Якире, Викторе Красине, Илье Габае, Юлии Киме) я уже говорил.
Свободное копирование
