Я с детства среди монахов. Знаю эту среду вдоль и поперек. Но, пожалуй, самого строгого монаха из всех, мною виденных, я встретил в лагере. И притом — простого неграмотного мирянина.
Это Федор. Он категорически отказывался брать в каптерке матрац и белье. Слал на голых досках. Все ночи напролет молился, стоя на коленях, кладя земные поклоны. Строжайший постник.
Он малограмотный. Но глядя на его нервное лицо, окаймленное черной бородкой, на его выразительные горящие глаза, — этому было трудно поверить. Лицо, светящееся мыслью, вдохновенное, озаряемое внутренним светом.
Не хотел работать. Но озлобления не было. Из глубокого принципа: «Нельзя служить двум господам». Если попросит товарищ — немедленно сделает. Если человек затрудняется в чем-то и не просит — подойдет и сделает. Когда надо убирать барак, он первый: бежит за водой, моет пол, убирает, скребет. Это не для начальства — это для товарищей.
Со мной подружился. Часто молились вместе. Вспоминали всенощную. Привелось мне сыграть знаменательную роль в его жизни.
Когда в 1955 году начались освобождения, я сказал Федору:
«Федя! Дай напишу тебе жалобу».
Федор заколебался:
«Но ведь апостолы жалоб не писали».
«Писали. Апостол Павел даже в Рим отправился, чтоб принести жалобу императору».
После долгих колебаний дал согласие. Я написал жалобу. Описал все издевательства, которым подвергался Федя, все его мытарства. Взял у меня Федор жалобу и положил под подушку. Сколько я ему ни напоминал о том, что жалобу надо сдать начальнику — ни «да», ни «нет». Ну, я вижу, что жалоба эта будет лежать до самой его смерти. Вынул жалобу у него из-под подушки и отнес в спецчасть.
«Примите жалобу от больного. Человек лежит в больнице».
«Пожалуйста».
Приняли жалобу и зарегистрировали. Возвращаюсь в барак.
«Федя! Где твоя жалоба?»
Посмотрел под подушку — жалобы нет. Растерялся мой Федя. Туда-сюда, понял, в чем дело, смутился. Я говорю: «Жди теперь, Федя, ответа от прокурора».
Когда пришел ответ через три месяца, меня на медпункте не было, я в это время лежал в больнице отделения на Безыменке под Куйбышевом.
Ответ гласил: все судимости снять, освободить. То была либеральная эпоха, время хрущевской весны.
Потом переписывались с Федором. Жил в деревне у сестры, кустарничал, числился инвалидом. В 1958 году, при переезде на новую квартиру, я потерял его адрес.
Где он? Что с ним? Не знаю. Знает Бог — своего молитвенника и истинного монаха. Где бы он ни был, здесь или на том свете, так хочется его молитв…
Свободное копирование
