Лагпункт — столица Мехренгского отделения. Выражаясь официальным языком: головной лагерный пункт. Здесь мне стала более ясна механика лагерной жизни.
Первая черта, которая сразу бросалась в глаза, — наглый паразитизм верхушки. Начальник лагеря что-то делал (хозяйственник). Оперуполномоченный «кум» был чем-то занят (местный начальник лагерного МГБ; насколько целесообразной была его «благородная» деятельность, это другой вопрос). Но вот целая категория лиц, абсолютно ничем не занятых: начальник спецчасти (он вел картотеку заключенных. Зачем? Ведь этим занимались и оперуполномоченный, и начальник, лагпункта. Причем и эту несложную работу делал за него заключенный); начальник КВЧ (культурно-воспитательная часть) вообще ничего не делал — газеты и письма выдавал за него заключенный; считалось, что он цензурирует письма, но и это делала одна женщина, лагерная работница. Начальник санчасти — совершенно надуманная должность. В стационаре работали два врача, одна вольная фельдшерица, две заключенные фельдшерицы, статистик-заключенный. Начальник только лишь иногда подписывал отчеты, которые изготовлял статистик.
Далее, главный бухгалтер — вольный. Абсолютно ничего не делал, все делали заключенные-бухгалтеры. Заместитель начальника лагеря — опять надуманная должность. В лагере производство на семьсот человек, тут и одному начальнику нечего делать.
Итак, пятеро здоровых молодых мужчин, от 30 до 40 лет, совершенно ничем не занятых. Между тем они получали оклад зарплаты в 2000 рублей (по теперешнему 200 рублей), да 1000 рублей надбавки за чин, да 500 рублей надбавки за опасность работы (с заключенными). Итак, 3500 (по-теперешнему 350) рублей. Далее, бесплатное жилище. У каждого был дом со службами. Каждый имел хозяйство: огород, который обрабатывали заключенные, домашний скот — козы и свиньи, которых кормили отходами с лагерной кухни. Бесплатное обмундирование.
Средний уровень — среди них не было ни одного образованного человека, никто из них ничего не знал, кроме «Краткого курса истории ВКП(б)», и то только до 4-й главы о диалектическом материализме; добравшись до нее, все они тонули в этой «бездне мудрости», и никто не мог ее одолеть.
Далее шли надзиратели. Эти работали. Приходилось иметь дело с блатными, действительно рисковать тем, что могут разбить голову. Положение их было неважное, в соответствии с принципом «Кто работает, тот не ест», — жили в холодных похищениях, зарплата грошовая, вечно озлобленные, ищущие, на ком сорвать злобу. Но бывали и добродушные, которые брали с заключенных грошовые взятки, смотрели сквозь пальцы на проделки заключенных.
Не то — старший надзиратель, «архиепископ», по терминологии Павла Макаровича; это обычно неглупый, практичный, напористый мужик, обеспечен лучше других надзирателей.
Заключенные.
Прежде всего «придурки», к которым принадлежал одно время и я: работники санчасти, счетоводы, бухгалтеры. Среди них изредка попадались интеллигентные, приличные люди, но редко, а так обычно люди мелкие, лживые, интриганы и стукачи. Народ мало приятный.
Что касается других заключенных, то основная масса — бытовики. Это люди, сидящие по бытовым статьям.
Прежде всего так называемые «указники», отбывающие наказание по Указу от 6 июля 1947 года о борьбе с хищением социалистической собственности. Среди них очень мало действительных преступников.
Например, парень восемнадцати лет нарвал яблоки в совхозном саду. 20 лет лагерей. Если бы в саду колхоза — было бы 5 лет. Колхоз — это общественная организация, а совхоз — государственная.
Далее. Типографский рабочий оклеивал свою комнату обоями; по согласованию с начальником взял несколько листов чистой бумаги; в проходной задержали; он сослался на начальника; позвонили начальнику, тот отрекся: «Знать ничего не знаю». Согласно акту, бумага стоила 60 копеек. 20 лет лагерей.
Сам видел всех этих людей. И все-таки факты настолько чудовищные, что и сейчас рука не поворачивается писать эти цифры. Но у советских судей все было легко и просто — приговаривали, формулировали, подписывали, отправляли людей в лагеря.
Свободное копирование
