Продолжение золотой лихорадки - 1

XXIII. Продолжение золотой лихорадки

Хотя я этого тогда не знал, последнее поручение треста «Главзолото» я выполнил в январе 1937 года, когда закончил исправление кое-каких трудностей на перспективном новом золотом руднике в Балае, в Забайкалье, недалеко от маньчжурской границы. Большую часть времени и усилий в течение почти девяти лет я отдавал советской золотодобывающей промышленности, а теперь этот, наверное, самый авантюрный отрезок моей карьеры заканчивался, даже без моего ведома.

Жена сопровождала меня в поездке с Урала на Дальний Восток, которая началась в прошлом июле. Мы посетили все значительные золотые рудники вблизи озера Байкал и в Забайкалье, они оказались весьма многообещающими. Мы совершили интереснейшее путешествие по реке Шилке, вдоль которой несколько лет велись горные разработки. В октябре, хотя уже стало очень холодно, мы продолжали инспекционную поездку в области реки Амур и в Якутию, большую северо-восточную провинцию.

Временами температура подала до 60 градусов ниже нуля, но в районах, практически недоступных еще несколько лет назад, построили автомобильные шоссе, и легче ехать по морозу в закрытом автомобиле, чем на грубо сколоченных санях с оленьей запряжкой.

Несмотря на низкую температуру в этих местах, обнаружилось, что можно продолжать разработки и даже драгирование, за исключением самых морозных недель. Установка на обучение местных племен, якутов, монголов и прочих, горному делу оказалась здесь более практичной, поскольку им было легче работать на сильном морозе. Многие из них преуспевали как старатели, по той же самой причине.

Условия в золотодобывающей промышленности тогда были очень благоприятные. Много раз я размышлял, проезжая по рудникам, о несомненном прогрессе с тех пор, как посещал те же месторождения семь лет назад. Были открыты десятки значительных новых рудников, большинство из них механизированные, с цианированием и другими установками, не менее современные и укомплектованные, чем где бы то ни было. Рабочие и инженеры теперь досконально знали свое дело. Помню время, когда работало всего несколько рудников, и то примитивных, когда практически никто из инженеров и рабочих не был знаком с современными процессами.

Мы с женой хотели вернуться в Москву в декабре, уверенные, что все в порядке. Но по дороге я получил известие, что в Балае случилась непредвиденная авария, и немедленно вернулся помочь все уладить. Так что я направился назад в Москву в январе, после девяти месяцев непрерывных поездок и инспекций.

Оказалось, что заслуженного отдыха не получится. В Москве меня ждали печальные новости, что в медно-свинцовом тресте, от которого мы избавились в 1932 году, произошел крупный акт вредительства. Риддерский свинцово-цинковый рудник на юге Казахстана, сказали мне, находится в критическом состоянии, и мне приказали поторопиться и посмотреть, что можно сделать.

Я уже рассказывал, как реорганизовывал тот самый рудник в 1932 году, и что там обнаружил, когда вернулся в 1937. Несомненно, в высших эшелонах произошло вредительство, и рудник, один из самых ценных в мире, был почти потерян. Спасение его заняло у меня несколько месяцев, и это оказалось последним моим поручением в России.

Рудник раньше был собственностью российской императорской фамилии, как многие другие ключевые рудники в России; его разработку начали в 1910 году британцы, получившие концессию добывать там свинец, цинк и золото. Они построили железную дорогу длиной сто двадцать километров, и уже установили современные машины и сконструировали обогатительную фабрику по последнему слову техники, когда война и революция помешали их планам.

Дорогая фабрика так никогда и не пригодилась, поскольку сильно пострадала во время революции и гражданской войны. Когда большевики взяли рудник под свое управление, они потратили громадные деньги на новое оборудование, большая часть которого была испорчена или совершенно погублена из-за невежества и преднамеренного саботажа. С точки зрения затрат было бы проще, если бы рудник разрабатывали иностранные концессионеры. Русские получили бы не меньше, чем при нынешнем режиме, если не больше, и вряд ли столько ценной руды было бы утрачено. Но несмотря ни на что, рудник был такой богатый, что оставался источником значительного дохода для коммунистов.

В определенном отношении, сложилось неудачно, что последние месяцы в России я провел, работая на медно-свинцовый трест; некоторым управляющим я никогда не доверял, они, по-моему, были откровенные вредители. Я бы предпочел, чтобы мое последнее поручение, как и первое, было от треста «Главзолото», с которым связаны неизменно светлые воспоминания. Если бы все время в России я работал на «Главзолото», мой рассказ был бы куда приятнее.

Однако, повествование о советском золоте, прежде всего. Меня нанял Серебровский, я работал на него, находясь в России, а его главный интерес в тот период заключался в золоте. Вылазки на медные и свинцовые рудники принесли мне одни неприятности, и Серебровский никогда не контролировал добычу этих металлов так же, как золота. Трест «Главзолото» можно, не отклоняясь от истины, назвать его созданием, а мне следует довольствоваться характеристикой «правой руки».