И тут случилось убийство. Киров, как все знали, был правой рукой Сталина. Новости о его убийстве вызвали оцепенение даже в таком далеком рудничном поселке, где я был в Казахстане. Люди, казалось, остолбенели и ждали, что сделают Сталин и его сотрудники.
Узнали они очень быстро. Полиция начала настоящие облавы на всех политических подозреваемых во всей стране. На людей уже были составлены списки, и достаточно просто было их найти и посадить в тюрьму.
Через несколько дней более сотни были расстреляны, без намека на открытый судебный процесс. Летом 1934 года правительство объявило с видом великого добросердечия, что полномочия федеральной полиции будут уменьшены, им уже нельзя будет арестовывать людей направо и налево и отправлять в ссылку на пять лет без суда. Теперь правительство объявило, что полиция получает назад свои полномочия, и их стали использовать с громадной решимостью и даже энтузиазмом. Число арестов и ссылок превысило сотни тысяч за несколько недель.
Могу свидетельствовать, что русские были чрезвычайно встревожены убийством Кирова. Но, подозреваю, их чувства проистекали не столько из жалости к Кирову, сколько из боязни за себя. Они прошли через две революции, и вторая во многих отношениях была хуже первой. Только условия стали возвращаться к нормальным, и тут произошло убийство. Я уверен, что русские в большинстве не хотели никаких трений с властями в то время, и много бы дали, чтобы убийства и его неизбежных последствий не было.
Ранее я рассказывал, как меня предупреждали в Берлине, до приезда в Россию, об активной роли, которую полиция играет в советской индустриальной системе. Я быстро узнал, что мне следует ожидать полицейских и агентов везде, где буду работать, и все, что они делают, считать само собой разумеющимся, не задавая лишних вопросов. Со временем я понял, что у федеральной полиции есть агенты, явные или тайные, на любом советском предприятии, на руднике или фабрике, колхозе или вузе, и в любой конторе.
К тому времени, 1934 году, я в целом представлял, как полиция работает в промышленности. Описывая организацию треста «Главзолото», я не упомянул один отдел, который имеется на любом советском предприятии, но не включается в диаграммы, рисующие управление в промышленности. Его откровенно называют «секретным отделом», и работает он независимо от других руководителей предприятия. Например, я сам был одно время главным начальником нескольких групп советских рудников или региональных трестов, и находился в руководстве самого центрального треста «Главзолото», но я никогда не имел никакого отношения к секретному отделу, и мне так никогда и не сказали, в чем состоят его функции.
Однако всем известно, что этот отдел представляет собой соединительное звено между федеральной полицией и предприятием. Именно этот отдел постоянно проверял весь персонал треста «Главзолото», исследовал «социальное происхождение» рабочих и служащих, находил тех, кто были священниками, торговцами или кулаками, и организовывал слежку за теми, кто мог стать «врагом народа», если использовать советское выражение для потенциальных вредителей.
В Соединенных Штатах поднялся невероятный шум, когда комиссия по расследованию, возглавляемая сенатором Робертом Ла-Фолеттом, выявила, что американские работодатели содержали платных осведомителей, которые выдавали себя за рабочих, находились среди работников, разузнавали настроения в их среде и писали отчеты об их поведении и мнениях. Коммунистическая газета в Нью-Йорке, всегда расхваливающая все, что происходит в Советском Союзе, использовала это расследование до последней буквы, чтобы показать, какие нехорошие люди — американские работодатели, без надежды на исправление.
Я, разумеется, не защищаю американских работодателей и их шпионов, но не могу понять, как коммунистические критики совмещают неприятие подобной тактики в Америке и безусловное одобрение всего, что происходит в России.
Могу свидетельствовать, что единственный «работодатель» в России, государство, нанимает больше осведомителей, чем американская промышленность вообще может себе позволить. Всегда молчаливо предполагается, на любом советском руднике, или фабрике, или в конторе, что какие-то работники — агенты полиции, и никому не известно в точности, кто агент, а кто нет. У полиции почти везде есть бесплатные агенты, чьи инструкции: сообщать обо всех подозрительных действиях или разговорах. На любом советском предприятии так много бдительности подобного рода, что советские граждане редко высказывают свои настоящие мысли, даже в небольшой компании, из страха, что среди них присутствует полицейский осведомитель. Все отчеты агентов, будь то профессионалов или любителей, очевидно, изучаются в секретном отделе. Известно, что эти агенты включают в отчеты даже сообщения о рабочих, которые постоянно ворчат.
Конечно, в тщательном полицейском надзоре в советской промышленности есть необходимость. В золотодобывающей промышленности полиция охраняет грузы золота, которые не занимают много места, и легко могут пропасть. Но они гораздо больше заняты поисками саботажников.
Саботаж был мне неизвестен до того, как я оказался в России. За все четырнадцать лет пребывания на аляскинских золотых рудниках, я никогда не встречался ни с единым случаем саботажа. Я знал, что в Соединенных Штатах встречаются люди, которые иногда пытаются повредить установку или технику, но как или почему они действуют, я не представлял. Однако, не проработав в России и нескольких недель, я столкнулся с неоспоримым доказательством сознательного и злонамеренного вредительства.
Однажды, в 1928 году, я отправился на электростанцию Кочкарского золотого рудника. Случайно, проходя мимо, я положил руку на один из главных подшипников большого дизельного двигателя, и почувствовал, что в масле песчинки. Я немедленно распорядился остановить двигатель, и мы обнаружили в масляном резервуаре не меньше литра кварцевого песка, который не мог туда попасть случайно. На новых обогатительных фабриках Кочкаря в отдельных случаях мы находили песок внутри редукторов скорости и другого полностью закрытого оборудования, так что внутрь можно попасть, только сняв защитный кожух.
Такой промышленный саботаж по мелочи до сих пор свойствен всем отраслям советской промышленности, и русские инженеры мало что могут сделать, а моему беспокойству, когда я впервые с ним столкнулся, они просто удивлялись. Он так часто встречается, что полиции пришлось создать целую армию профессиональных и бесплатных шпионов, чтобы сократить его. Собственно, на советских предприятиях так много людей следит, чтобы рабочие вели себя соответственно, что, подозреваю, следящих больше чем работающих.
Меня спрашивали, почему саботаж подобного рода распространен в Советской России, и так редко встречается в других странах? Что, у русских особая склонность к промышленному вредительству?
Люди, задающие подобные вопросы, очевидно, не представляют, что власти в России и вели, и ведут до сих пор целый ряд явных или неявных гражданских войн. Поначалу они сражались со старой аристократией, банкирами, землевладельцами, коммерсантами царского режима, и лишили их собственности. Я описал, как позднее они боролись с мелкими независимыми фермерами, мелкими розничными торговцами и кочевыми скотоводами в Азии, и лишили их владений.
Конечно, коммунисты говорили, что все делается для их собственного блага. Но многие из этих людей так не думали, и остались заклятыми врагами коммунистов и их идей, даже после того, как стали работать в государственной промышленности. Из этих групп пришло значительное количество недовольных, которые так сильно не любили коммунистов, что охотно повредили бы все, что смогли, на их предприятиях.
По этой причине полиция вела досье на каждого промышленного рабочего, и отслеживала их биографии до времени революции, насколько могла. Тот, кто принадлежал к одной из групп, лишенных собственности, получал пометку о неблагонадежности, и находился под пристальным наблюдением. Когда происходит что-нибудь серьезное, например, пожар или обрушение в шахте, полиция первым делом хватает этих людей. А в случае любого крупного политического преступления, такого, как убийство Кирова, облавы происходят в национальном масштабе.
Однако полиция, назначенная на советские промышленные предприятия, не ограничивается только наблюдением за потенциальными вредителями. Я знаю по собственным наблюдениям, что она организует и сеть тайных агентов среди рабочих. Факт остается фактом: любой смутьян среди рабочих, тот, кто много ворчит или пытается критиковать правительство, нередко пропадает без всякого шума. Полиция проводит такие операции со знанием дела и редко поднимает шум. Я не имею в виду, что с этими рабочими плохо обращаются; вероятно, их просто отправляют на отдаленные предприятия, вероятно, находящиеся под управлением самой полиции.