В этой марпересылке объявилась моя Тамара, которую угнали сюда немного раньше, отделив от нашего этапа. Тамара уже работала врачом в санчасти, уже жила в более привилегированных условиях - в отдельной кабинке при амбулатории, но была еще очень истощена и болела общим фурункулезом. Узнав, что и я прибыла в Марпересылку, Тамара немедленно приняла меры по спасению меня. Это она уговорила начальницу санчасти (ту самую, которая появилась передо мной в погонах лейтенанта - по пояс, а потом канула куда-то) - задержать меня, не этапировать в инвалидный лагерь Баим, потому что я - актриса. Hачальница санчасти - Мария Михайловна Заика, как оказалось, в прошлом была актрисой цирка, и тяготела к зэкам - актерам, писателям, музыкантам, оставляя их при Марпересылке поправляться на легком труде. М.М.Заика согласилась выполнить просьбу Тамары, и мои документы были отложены в долгий ящик - надолго! Для поправки меня назначили работать на кухню, в корнечистку - чистить коренья - картошку, лук, морковь и пр. Дело в том, что кухня эта обслуживала не только рядовых зэков (баландой), но и зеков привилегированных (по лагерному выражению - придурков, то есть конторских работников, кухни, хлеборезки, бани, и всех, кто был не на общих работах) и даже вольнонаемный состав. Само собой, что в корнечистке были и лук, и картошка и прочие коренья, но мы забыли их за год пребывания в тюрьме.
Какую же медвежью услугу оказали мне мои доброжелатели, послав меня работать в корнечистку! Я чистила коренья? Да я их ела не переставая! Ела в сыром виде и нисколечко не наедалась. Ела я их до тех пор, пока сердце мое не развалилось, и у меня образовалась тяжелейшая водянка! Меня снова отправили в больничку. Водянка сопровождалась ужасной лихорадкой, меня всю трясло, зуб на зуб не попадал. А в больничке все тот же холод, и вода замерзает в кружках. Посмотрела я вокруг себя, а на топчанах лежат вот такие же, как и я, женщины с огромными животами - водяночные больные. Умирали же эти больные очень часто, можно сказать - редко кто и выживал.
Снова Тамара, должно быть, вмешалась в мою судьбу, и меня перевели в так называемый, полустационар - обыкновенный барак с двумя ярусами нар и, конечно, более теплый, так как людей там было полно. Hо чаша весов моих по-прежнему колебалась между жизнью и смертью. Меня продолжало лихорадить, отеки еще больше увеличились, и когда я спускала ноги с верхних нар, то слышно было, как вода из пор кожи ударялась об посланный листок бумаги медленными каплями. Палец, нажавший мою ногу выше щиколотки на два сустава уходил в рыхлую ткань. Лицо мое было так деформировано, что никто на свете не узнал бы меня теперь. И все же Мария Михайловна Заика дала указание врачу Трипольских (старушка была полькой) регулярно давать мне адонис-вераналис и дегеталис. А до этого, Мария Михайловна принесла мне бутылочку гемоглобина и тихонько передала мне ее в руки, сказав: "Пейте по одному глотку через три часа". Эту едва заметную передачу все же уловила одна, по-видимому, молодая, очень худая женщина. Когда я осталась одна, она подползла ко мне и громко зашептала прямо в лицо: "Отдай мне бутылочку! Зачем тебе она, ведь ты все равно умрешь! А я - молодая, я - жить хочу, жить! Отдай же ее мне, пока еще никто у тебя не отнял..." - и она стала выкручивать мне руку и постепенно разжимая мою ладонь, царапая и насилуя, приближалась к этой бутылочке (я до сих пор чувствую эти прикосновения, так въелась в память эта рука - страшная, как вползающая змея). Женщина отняла гемоглобин и сразу исчезла из поля зрения.
Свободное копирование
