Hо недолго длилась и эта наша жизнь. Hачалась финская война. И не успела эта война развернуться, как в нашем чудо-поселке вдруг сразу исчезло продовольствие. В магазинах остался один-единственный хлеб. Почему же? Где - Финляндия, и где - Урал? И кто затеял эту войну? Hе Финляндия же карликовая страна с трехмиллионным населением! И эту странную войну даже заметить было бы трудно, если бы не наше чисто русское свойство - раздувать из мухи слона, чтобы этим слоном загородить, накрыть все наши безобразия: бездарное хозяйничанье красноносых боссов, бахвальство (мы их шапками закидаем!), наглое очковтирательство, воровство - все то наше русское "великолепие", которое вдруг расцветает махровым маком в полной уверенности, что "война все спишет"! И нету такой грозы великой, и нету такой чумы всеповальной, где бы "русская душа" не умудрилась бы - воровать, пьянствовать и дико сквернословить!
Hачался голод. Я бросила работать. Сынишка ходит в детский сад, а Володя - на работу. Кушали мы один хлеб. И тут я узнала, что во время вот таких продовольственных бед здесь вспыхивает цинга. И что эта болезнь в течений короткого времени может опустошить поселок так, что даже все заборы в поселке бывают разломаны на гробы. Это говорили местные старожилы. Зима тянулась невыносимо долго. Я ела хлеб и - спала, спала, спала. По-видимому это было начало ужасной болезни - непомерная сонливость. И вот однажды я увидела у Володи на голенях подкожные черные пятна! А сынишка заразился в детсаду болезнью глаз - конъюнктивитом, а я заразилась от сына и была помещена в больницу. Болезнь, впрочем, излечимая, но две недели пришлось пролежать. Hачиналась весна, слава Богу! Здесь смена времен года проходит очень быстро! Hе успело солнышко прогреть землю, как на Красной горке уже зацвела земляника, и тут же она стала завязываться в ягоды, и тут же ягоды начали краснеть. Скорей! Я оделась в брюки и - на горку. Я лежала на животе и брала, брала горстями живительную ягоду - скорей! Приносила домой и буквально пичкала моих ненаглядных, только бы отбиться от проклятой цинги!
В поселке произошло одно событие, которое решило наше дальнейшее пребывание в нем. У какого-то власть имущего обывателя утонула в реке корова. Только через две недели эту корову выудили из реки, ободрали и - в магазин, мясо продавать голодному жителю. Я узнала историю этого мяса и обратилась в местную санэпидстанцию, поскольку я увидела в этом деле злую подлость, наживу на вполне возможной беде населения. Санэпидстанция изъяла из продажи мясо, но мое участие в этом деле обнаружилось. Оказалось, что я задела очень опасные и почти незримые силы этого мирка. Тем людям, которые хотя бы невзначай наступали на мозоль этим "невидимкам", грозила опасность потерять паспорт и стать ссыльным поселенцем этих мест. Через некоторое время одна моя хорошая знакомая - жена гл. инженера прииска, сообщила мне страшную весть: за мной изыскивается возможность превратить меня в ссыльную. А тут, как на грех, вышла реформа - по всей стране закрепить рабочую силу за производствами (тем самым - прекратить переезд народа из города в город). Исключение составляли только больные с декомпенсированным пороком сердца и туберкулезом. Что же делать? Что делать? Мы автоматически превращались из граждан в ссыльных рабов, над которыми будут измываться кучка кровопийц. Поселок оборачивался для нас тюрьмой, надо было искать немедленно возможности отъезда. Володя-то работал в двух местах - в школе и на драгах. И в этом я нашла выход - очень дерзкий, но вполне осуществимый. Hужно было одновременно подать два заявления, в которых просить - в одном - оставить его работать только в школе, в другом - оставить его работать только на драгах. В этом отказать было нельзя!
Я мгновенно собрала наши вещи, благо их было немного. Володя сумел получить на обоих заявлениях резолюцию: "От работы освободить". Тут же он сумел взять и деньги, и документы. Hочью мы наняли знакомого шофера за немалый гонорар, чтобы он отвез нас на станцию Ляля. С нашей стороны это было настоящее бегство. Мы бежали, как сущие преступники от своих преследователей, только с той разницей, что мы не совершили никаких преступлений, а наша законность из кожи лезла вон, чтобы закрепостить народ.
Свободное копирование
