ЧЕТВЁРТАЯ ГЛАВА
Это было во время войны.
Я жил в Башкирии, в деревне, на берегу реки Белой.
— Москвич, — спросил у меня однажды соседский мальчик Фарид, — ты знаешь, где утонул Чапаев?
— Нет, — чистосердечно признался я, — не знаю.
— Айда, — коротко сказал Фарид.
Мы вышли к реке.
— Вон там, — вытянул Фарид руку в сторону крутого обрыва на противоположном берегу, — стоял пулемёт белых, из которого стреляли по Чапаеву. Кино помнишь?
Я кивнул. Смешно было задавать такой вопрос. Кто из нас, довоенных мальчишек, не смотрел фильм о Чапаеве по шесть, семь, восемь, девять раз?
— Вот здесь утонул Чапаев, — уверенно сказал Фарид и показал на реку метрах в двадцати от нашего берега, — совсем немного не доплыл.
Я молчал. Я не верил ни своим ушам, ни глазам. Неужели война забросила меня в такое легендарное место?
— Хочешь, достанем шашку Чапаева? — предложил Фарид.
— А разве он с шашкой плыл? — засомневался я.
— Конечно, с шашкой, — твёрдо сказал Фарид, — одной рукой плыл, а в другой держал шашку.
— Он же раненый был, — горячо начал возражать я, — его на чердаке ранило, когда он из пулемёта отстреливался!
— Москвич, — холодно посмотрел на меня Фарид, — зачем споришь? У нас в деревне жил старик, который видел, как утонул Чапаев.
— Ну и что?
— Он всегда говорил, — гордо выпрямился Фарид, — что Чапаев плыл через Белую с шашкой в руке.
— Никакой шашки у Чапаева в кино не было! — не унимался я.
— Так то в кино, — улыбнулся Фарид, — а старик видел своими глазами.
Это был убедительный довод. Я уже начал жалеть, что столько раз смотрел «неправильное» кино.
— Будешь искать? — ещё раз спросил Фарид.
— Буду, — согласился я.
— Айда, — махнул рукой Фарид и пошёл к воде.
Мы сбросили с себя рубашки, штаны, трусы, тапочки и полезли в реку. Было холодновато, дул сильный ветер, мы посинели ещё на берегу. Но остановить нас не могло уже ничто — по нашему непоколебимому убеждению, шашка Чапаева не должна была больше ржаветь на дне реки ни одной минуты.
Мы искали её недели две. По радио передавали военные сообщения, на всех фронтах шли упорные бои с гитлеровцами, а мы упорно искали на дне реки Белой шашку Чапаева.
Задача была не из лёгких. Течение в реке было сильное, вода была мутная, со времени гибели Чапаева прошло около двадцати лет. Но мы были неутомимы.
Наконец Фарид (он был старше меня на два года) прекратил поиски.
— Кто-нибудь, до нас нашёл, — грустно подвёл он итоги, — старик не только мне одному рассказывал.
Я понуро молчал.
— Давай на фронт убежим! — неожиданно предложил Фарид.
— Давай! — быстро согласился я. — А как?
— Пойдём на станцию, — начал развивать свой план Фарид, — залезем под брезент на платформу, на которой пушки везут. Я видел.
— А если поймают?
— Никто не поймает. Всё время будем лежать под брезентом. Согласен?
— О чём разговор! — усмехнулся я. — Конечно, согласен.
— Нужно только сухарей накопить побольше, — задумался Фарид, — и фляжку с водой взять.
У него была замечательная алюминиевая фляжка в зелёном чехле. Ему подарил её после финской войны отец. А когда на нас напал Гитлер, отец Фарида, продолжавший ещё действительную» погиб в Белоруссии в первую же неделю.
Копить сухари было делом не менее трудным, чем поиски шашки Чапаева. Хлеб в магазин привозили из города один раз в три дня. Не всем он доставался даже по карточкам.
Зато жмыха в колхозе было много. И мы решили питаться по дороге на фронт только жмыхом.
Но побегу нашему не суждено было состояться.
Мама моя работала в деревне учительницей в школе. А потом её перевели в город. И я вместе с ней уехал в Уфу.
Фарид провожал нас до станции. Мы очень подружились, и мне было жалко с ним расставаться.
— Письмо пришли, — сказал Фарид на прощание, — адрес напиши. Я к тебе в гости приеду. Мы на базар мясо повезём. Я тебе мяса принесу.