На днях я получил письмо от Е. П. Духониной, близко стоящей к «сферам» и несомненно отлично осведомленной об общем положении в центре. Вот что она пишет: «Когда мы жили в Хорватии, так часто приходилось слышать о хорошем отношении сербов, и теперь я, только убедившись лично в этом, скажу “нет и нет”. Такое хамское, грубое отношение, когда вам даже люди (по-ихнему!) интеллигентные говорят, что “если бы не вы - русы, так мы бы гораздо большего достигли в эту войну, и вы нам мешали”. Чем я больше здесь живу, тем я их больше ненавижу. Все то, что делается для нас, русских, делается так грубо, унизительно и больше для самолюбия. Часто сравниваю свою жизнь в России (при большевиках), и она мне становится все менее и менее кошмарной... Ведь Вы, вероятно, знаете о том, что сербы запретили освящать церковь как храм и наша церковь освящена только как молитвенный дом с переносным антиминсом. Это для того, чтобы они имели право снести церковь, а если она освящена как храм, то уничтожить ее нельзя. И это в стране православной!».
И в этом отношении хорваты оказались более культурными. Им навязали русских, с которыми они воевали во время войны. Этот народ вправе проявить враждебность к русскому человеку. Он воспитан на немецкой культуре и чужд русскому человеку. И тем не менее Хорватия не препятствует развивать свою деятельность русскому беженству и не чинит в этом отношении препон. Впрочем, мой брат, бывший на днях в Загребе, говорил мне, что виделся с профессором Лапинским, который сказал ему, что положение его в университете стало отвратительным. Хорваты травят его и профессора Салтыкова, как и других русских профессоров.
И все-таки мы должны сказать, что в этой неприглядной жизни русского беженства приходится видеть и много хорошего. Я лично отдыхаю душой в доме хорватки учительницы кашинской школы Аполо-нии Сабадошь[1]. Эта чуткая, умная женщина отлично учитывает переживаемое время и относится к нам исключительно хорошо. Ее коллега учительница Славица Филиппович такого же направления. Ее сестра замужем за русским, и это одно сближает нас с нею. Относится к нам хорошо в Кашино и госпожа Мушич (почтарша), несмотря на то, что муж ее демократ и русофоб. Мы также в хороших отношениях с семьею купца Ошвальда.
Даже среди селяк, которые все поголовно пропитаны большевизмом, встречаются люди, в особенности из тех, кто был военнопленным в России, которые подходят к нам и сочувственно говорят о России, высказывая и нам свое расположение. Но этому верить не приходится, так как при первом удобном случае они бросятся грабить нас. Удивительно, что и богатые люди бредят большевизмом, не понимая всей сущности этой пропаганды.
Исключительно сердечное отношение к русским проявил начальник станции Сесвет хорват Иосиф Фрелих. Я был у него несколько раз с покойным доктором Любарским. Мне лично г. Фрелих говорил, что он не может примириться с ужасами русской революции и глубоко сочувствует, особенно просвещенным русским людям. К Любарскому он относился с необыкновенным почтением и заботливостью, а когда Ник. Вас. умер, он принял на себя все хлопоты и, можно сказать, оказал покойному все почести, какие только можно было оказать в Сесветах.
Мы вспоминаем также часто Костайницу, где нас впервые в Югославии приняли хорваты и сербы. Этого нельзя забыть. Так могли отнестись к русским беженцам только высококультурные и просвещенные люди, стоявшие во главе костайницкого общества. Загреб нам уже не приходится вспоминать. Там мы не видели ничего хорошего.
Впрочем, у нас до сих пор сохранились хорошие отношения с хорваткой графиней Ириной Шафгоч (бывшей придворной дамой австрийского двора). Она была у нас в Лоборе и теперь иногда приезжает к нам в Кашино на автомобиле. Но это аристократка, ничего общего не имеющая с современными течениями. Она говорила нам, что аристократия в Хорватии как-то совершенно исчезла. Ее нет. Все заражено демократическими тенденциями, и на этом зиждется весь строй общественной жизни, разрушающий все основы культурной жизни и экономическое благосостояние страны.
Этими данными, кажется, исчерпываются наши личные впечатления, но все-таки нам приходится слышать от беженцев, что всюду есть хорошие люди, и почти каждый имеет там, где живет, если не друзей, то, во всяком случае, людей, сочувственно относящихся к русским, где они отдыхают душой, как мы среди кашинских жителей. И мы наперед знаем, кто эти люди - сербы, хорваты, словенцы, болгары, македонцы, черногорцы, турки и т.д. Мы заметили, что прежде всего это люди, далеко стоящие от политики и не зараженные пропагандою. Это наиболее стойкие в своих взглядах и самостоятельные люди, открыто возмущающиеся современными тенденциями опрощения культуры. Они не боятся, что скажут другие, и протестуют против создавшего положения. Они не сто -ронятся русских, отлично понимая, что при углублении социальной революции в Европе и им придется не лучше, чем испытали русские люди. И тем более это ценно в них, что чувства их бескорыстны. При общей и притом непоколебимой уверенности, что Россия никогда не возродится.
Таких людей среди иностранцев, которые верили бы в то, что опять будет великая Россия, нет. Россия уже распалась на ее составные части, представляя собою союз более 36 советских республик, и объединить ее опять в одно целое - это есть длительный исторический процесс, к тому же обусловленный появлением такой гениальной личности, как Петр Великий. Европа содействует этому распаду, и к этому свелись результаты европейской войны. В оправдание себе союзники говорят, что русский народ уничтожил себя сам и такого народа не жаль. Так, по крайней мере, говорят нам иностранцы.