Не так давно мы были опять встревожены газетными сообщениями о событиях на румынской границе. Пока на Днестре был лед, ежедневно по ночам в Румынию пробирались через Днестр под пулями красноармейцев сотни русских людей, но лед тронулся. Между обоими берегами посередине Днестра есть маленький островок - нейтральный, ни наш, ни ваш. Неделю тому назад, когда был еще лед, на островке скопилось человек триста беженцев, дожидавшихся ночи, чтобы переправиться на румынский берег по льду. Старики, женщины, дети. Но днем лед тронулся и пошел на остров. Тщетно беженцы влезали на самые высокие деревья - ледяные пластины срезали эти деревья как пилой. Люди гибли. Румынские солдаты бросились их спасать; большевики начали обстрел и тонущих и спасающих из пулеметов. Было спасено лишь несколько человек; остальные погибли, в том числе несколько героев-румын - солдат и офицеров (Новое время. 14 апреля 1922. № 291). Мы были взволнованы этим сообщением и, как испытавшие все тяжести отхода на Румынию в 1920 году, особенно сильно чувствовали весь ужас положения погибших русских людей. В г. Тульче (Румыния) мы сами видали и своевременно описывали русское кладбище. Оно напоминает нам кладбище для русских на острове Лемнос. По-видимому, теперь в Румынии не лучше, чем было при нас. По крайней мере те сведения, которые проскальзывают в газетах, указывают, что оттуда русские люди бегут.
Мы слышим постоянно еще и теперь о русском кладбище в Галлиполи, этом военном кладбище, где покоятся сотни русских людей, не выдержавших суровых условий эвакуации. Генерал Кутепов задумал увековечить память погибших устройством на кладбище громадного памятника. Каждый русский воин, каждый русский гражданин и русская женщина обязывались принести на кладбище по одному камню. Скоро на кладбище выросла громадная пирамида, на вершине которой поставлен мраморный крест. У входа на кладбище - окруженная скромной решеткой могила умершего в Галлиполи от сыпного тифа генерала Шифнер-Маркевича, в дивизии которого мы состояли при десанте на Кубань. Дальше длинными рядами идут могилы тех, кому Бог не судил увидеть свою Родину.
Протоиерей Михаил Гутовский, пробывший год в Галлиполи, говорил нам, что русское кладбище в Галлиполи содержится в большой исправности, так что даже местные жители, турки и греки, ходят любоваться устройством этого кладбища. Первое время умерших хоронили на греческом и бывшем загородном (турецком) кладбище, и здесь нашли себе вечный покой такие, которых никто не знал. Потом, когда уже жизнь в Галлиполи наладилась, было устроено два кладбища, одно городское, а другое в 7 верстах от Галлиполи, лагерное. На каждой могиле имеется железный крест с надписью на железной дощечке имени, отчества, фамилии и даты смерти. Всего на галлиполийских кладбищах свыше 500 могил, сказал нам отец Михаил. Памятники устроены на обоих кладбищах, а там, где первоначально хоронили умерших, поставлены по одному -громадные железные кресты.
Много раз мы были на кладбище в г. Варне, и мы не знали тогда, что теперь нам придется часто вспоминать и припоминать, где и в каком ряду чья могила. Нас спрашивают об этом люди, припоминающие и разыскивающие своих спутников по катастрофе, своих родственников и знакомых. Мы слышим часто разговоры о Скутарийском кладбище в Константинополе, где французы хоронили снятых с пароходов русских и где ныне хоронят беженцев, мрущих в ужасных условиях константинопольской жизни.
До нас доходят слухи о громадной смертности интернированных беженцев и воинских частей в суровом климате Египта, на островах и других местах пребывания русских беженцев. Мы не можем забыть и мрачной картины похорон в море, и сотни трупов, извлекаемых из разгружаемых при эвакуации пароходов, где живые и мертвые, как в тисках друг у друга, заполняли глубокие, темные трюмы громадных пароходов. «Даже обычно хладнокровные к чужим страданиям моряки стоявших в бухте французских судов не смогли молчать и обратились к французскому правительству с телеграфным протестом по поводу которских кошмаров», - писал своевременно в «Руле» некий Глеб Алексеев.
Теперь как будто подводятся итоги прошлому и восстанавливается картина недавно пережитой катастрофы. И это естественно. Ушедшие из России беженцы отоспались, отъелись, несколько успокоились, привели себя в порядок и, пользуясь передышкой, разыскивают своих родных, знакомых, спутников, земляков, однополчан и близких людей. Люди гибли катастрофически, в суете, в пути, оторванные от своих родных и знакомых, среди людей, которые не знали подчас ни имени, ни фамилии своих соседей.
Газеты переполнены розысками, справками, объявлениями, иногда с отчаянием и мольбой просящих всех, кто знает, сообщить сведения о разыскиваемых. Целые столбцы и страницы газет содержат сотни таких объявлений. И только теперь люди находят друг друга. Только теперь выясняются размеры катастрофы и разбросанные по всему свету люди разыскивают друг друга. Узнают всячески - и путем объявлений, и опросом друг друга, и в частных письмах, и случайно.
На днях наши черниговцы получили письмо из Австралии от инженера Маркельса, который наконец дал о себе знать. Только недавно мы узнали, что при разгрузке в бухте Бакар с парохода «Херсон» был снят больной сыпным тифом Карпеко, дворянин Черниговской губернии, который тотчас же умер. При нем была его дочь Ольга 14 лет. Она очутилась в беспомощном положении, одна, брошенная среди чужих, голодных, измученных людей. Случайно в ней принял участие уполномоченный Красного Креста П. М. Боярский, которому удалось благодаря знакомству сейчас же списаться и направить девочку в Сербию (Турский Бечей), в Харьковский институт благородных девиц.
При разгрузке того же парохода всех поразила смерть совсем юной дамы г-жи Белецкой. Стоя в очереди за кипятком, она внезапно упала и тут же умерла от разрыва сердца. Буквально за секунду перед смертью она приветливо улыбалась и перекидывалась словами со своими соседями. Там же, в Бакаре, в с. Церквеннице, умер некий Волков, молодой офицер. Его похоронил доктор Любарский, заботливо ухаживающий за его могилой в течение летних месяцев. Кто такой этот Волков и есть ли у него родные, этого никто не знает. Известно только было, что он из Москвы.
Не было дня, чтобы с выдерживающих карантин кораблей в бухте Которской не выбрасывали в море покойников. Их хоронили по морским правилам, с отпеванием и спуском в море зашитыми в мешок, к которому привязывался груз. Такие необычайные похороны производили тяжелое впечатление, и были случаи, когда убитые горем родственники умерших искали иного удовлетворения в погребении.
На пароходе «Брезгавия» умер от тифа начальник ялтинской почтово-телеграфной конторы. Семья его добилась разрешения заказать на берегу гроб, чтобы похоронить дорогого покойника подобающим образом, но это отступление произвело еще более удручающее впечатление. На следующий день гроб с покойником выплыл на поверхность моря и, покачиваясь на волнах, был унесен в море. В бухте Которской, этом красивейшем уголке Черногории, где с особой силой разыгралась драма Крымской эвакуации, лежат сотни погибших беженцев, не разысканных своими родственниками. Нам известно, что и теперь еще в бухте Которской функционируют госпитали, переполненные русскими.
Но теперь катастрофа завершилась. Так называемые беженцы и воинские части армии генерала Врангеля расселены на славянских землях
Балканского полуострова, в Константинополе, Египте и на островах. Мы видали этих русских людей. Это беженцы Крымской эвакуации, именуемой так в отличие от Сербской эвакуации, которая завершилась годом раньше при гибели армии генерала Деникина. Это воинские части (контингенты), инвалиды и те русские люди, с семьями и без них, которые последними оставили Крым.
Положение крымских беженцев считается самым тяжелым. Они ушли в том, что было на них, в изношенном одеянии, в изорванной обуви, без всяких средств или с деньгами, потерявшими свою ценность. Войска были посажены на пароходы прямо с боев, и потому среди них было много изнуренных, раненных и больных. Еще теперь сербские военные больницы переполнены русскими воинами, и в иных пунктах королевства устроены русские лечебные заведения, обслуживающие исключительно русских больных.
Мы знаем еще и теперь многих, и в частности студентов Загребского университета, с не извлеченными пулями и осколками снарядов и незажившими ранами. Недавно офицеру-студенту Игорю Попову (из Харькова) извлекли из спины осколок снаряда. Мы знаем студента Максимова с ампутированной ногой. Всю зиму он ходил на костылях, а весной мы встретили его с палочкой, в искусственной ноге. Мы от души порадовались за него. Студентка-медичка Покровская, бывшая сестра милосердия, потерявшая на войне правый глаз, была бесконечно счастлива, когда Красный Крест оказал ей содействие к приобретению вставного стеклянного глаза. Недавно она разбила его и, бедная, горько плакала в течение многих дней.
Свободное копирование
