3. Cтадная жестокость
Мы, двенадцатилетние охламоны с рогатками, осенью охотились на воробьёв - разумелось особым шиком подбить живую цель, коей они считались без всяких угрызений совести. Их стайки клевали птичий горец, трава которого болотно-багровыми пауками облапила глинистый пустырь внутри тополиного парка, и никому не мешали. Вдруг появился ещё один охотник, кошка, что пряталась под кустами, но воробьи успевали спастись раньше, чем она настигала их... И юные охотники переключились на крупную дичь, оставив пернатую в покое - очень уж хотелось во что-то попасть, так что бедная киса из охотницы сама превратилась в цель охоты. И совсем не чудо, что в этот объект снаряды наших рогаток полетели с большей эффективностью... Кошка, поняв намёк, решила унести ноги и, оставив воробьёв, скрылась от нас в западном направлении. Однако проснувшийся рефлекс охотников отлично работал, а резвые ноги несли нас вслед зорких, молодых тогда, глаз - ей так и не удалось оторваться и спрятаться от настигавшей орды. Эта погоня привела всех участников на стройку Клуба Культуры, фундамент которого был уже года четыре, как готов, а финансирование завершения проекта висело где-то в воздухе. Но в тот момент нас не волновали проблемы культурного строительства, ибо мы были на охоте... Немногочисленные прохожие не очень-то обращали на нас внимание, кроме одной женщины, которая не только наш замысел разгадала, но и велела "прекратить баловаться", ибо киса нам "ничего плохого не сделала". Наверняка басню Крылова она не знала, "Волк и ягнёнок", по которой сильный всегда найдёт причину тебя съесть. Но мы её тут же послушали и рассеялись: в посёлке, чей культурный уровень собирался поднять вышеназванный клуб, где все знали всех в лицо, она могла опознать пацана и рассказать отцу, что было чревато... Разумеется, уже через минуту вся "группа захвата" передвигались по трёхметровой высоты стенам в поисках дичи, но не могла её найти среди строительного мусора. Огорчённые, мы были готовы покинуть стройку, но проходя возле очередной груды камней, увидели знакомый "предмет", метнувшийся прочь от мучителей, заслышав их шаги. Это была кошкина ошибка. Трагическая. Потому что у груды красного кирпича мы её расстреляли. Один из брошенных камней попал ей в голову, что и прекратило её последние судороги... Что я чувствовал отвращение к произошедшему, не помню. Максимум - какое-то смутное неудобство. Видимо, личное местоимение "мы" бункером скрыло другое местоимение, "я", а инстинкт подражания в этом возрасте доминантен. Но, неоднократно в памяти своей возвращаясь к этому "подвигу охотников", чувствовал неизменное отвращение к себе и глубокий стыд за содеянное - убийство ни в чём не повинной кошки. Про геноцид евреев во время войны я тогда не знал - в школах об этом, в отличие от басен Крылова, нам не рассказывали. Да и вряд ли бы это помогло, ведь учиться мыслить - наука трудная и неблагодарная.
23. 9. 2007
Р. S. "... В 1919 году я увидел мальчика лет 10, убитого во время ужения им рыбы... Бандиты батьки Струка заметили мальчика с другого берега и расстреляли его, как мишень... "
К. Паустовский" Озеро Амтхел-Азанда"
