1980 г. Практика негров на ВАЗе
7 июля. Почти каждый день ветер. Когда ветра нет, становится очень жарко. На всех окрестных полях появился колорадский жук, который сильно размножился с 75 года.
Позже власти объясняли: Был неурожай картофеля, в 1970 году завезли из Америки вместе с жуком. Детский лепет. А где же наши доблестные санитарные службы, стоящие на защите интересов государства?! Зря зарплату получают.
В этом году жук появился даже в центре города, на пустыре, где остановка к/т «Юпитер». Кинотеатра пока нет, и жители ближайшего дома сажают там картошку, чтобы земля не пропадала. Но на следующий год земля так и осталась пустырём. В 1983 году там поставят футбольные ворота, и будут гонять мяч.
В половине третьего вышел к раздевалке и увидел Людмилу Скляр, неторопливо прохаживающейся с подругой. Подошел. Обменялись незначащими фразами.
— Как творческие успехи? Что нового написали? Я давно не читала ваших рассказов. Вы сейчас летом не собираетесь? Как прошел конкурс? Я решила не участвовать, потому что мне не нравится Сергей Сергеевич.
— Но его же не было!
— Все равно, мне не нравится эта затея с чужими деньгами. Я привыкла рассчитывать на честно заработанные. А то, эти дрязги, споры. Почему я не ходила? Мне не понравилось, как Рашевская ведет себя. Ездит по редакциям, хлопочет, выбивая только свои стихи. Ведь она умеет читать стихи. И почему-то стихи ребят стала читать базарным тоном.
Я порылся в памяти, но не припомнил ни одного подобного случая. Было наоборот, бездарные стихи она прочитала так, что в них почувствовалась мысль, жизнь. Налицо обычная женская ревность: мне, такой хорошей и образованной не предложили возглавить Лито.
— Мемуары Гурченко читали?
— Нет, не читала. Я в этом году решила не выписывать журналы, у меня появилась возможность выписывать книги, и я подписалась на большую сумму. А до журналов руки не доходят. Все шкафы забиты ими. Я уж и выдирала листы, а остальное, ненужное, выбрасывала в макулатуру. Да, у меня сейчас много написанных стихов, но все никак не могу найти время, чтобы доработать и перепечатать. А вы что-нибудь написали? Ну что вы, у Соболева очень хорошие лирические стихи. Почему же его тогда часто печатают?
В таком духе поговорили полчаса и разошлись до сентября или до новой случайной встречи. Она перестала, вообще, приходить, и больше её не видел. Приятная миловидная женщина. Возможно, Валю Рашевскую просто приревновала, считая недостойной для роли руководителя, могли бы её пригласить.
Как-то, год назад, я вдруг решился показать ей свои стихи. Встретились в обеденный перерыв в конференц-зале. Я знал о беспомощности своих стихов, но хотел, чтобы об этом сказали другие, но Людмила, принялась всерьёз разбирать, и ни слова о том, что там поэзия и не ночевала. Я сам это понял и уничтожил всё.
Вернулся в цех. После отпуска поставили на шестерёнку “привода”. Три дня работал один, а сегодня дали помощника.
Клод — чернющий негр из Бенина, бывшая Дагомея. 20 лет назад получили независимость от Франции. Через два года сделали революцию, и переименовали в Бенин, встали на социалистический путь развития. Чуть ниже меня, коренаст, 27 лет. Уже шесть лет учится в Союзе, остался еще один год. Каждый год ездит домой. Стипендии получает 88 рублей, еще из дома помогают. При первом же знакомстве стал мне говорить, что мы бедно живем, в магазине нет хороших вещей, большие очереди.
Домой ездит разными путями, чтобы больше стран увидеть. В ГДР ему тоже не понравилось, там тоже большие очереди. Больше всего понравилось в Польше, так как там разрешена мелкая, частная торговля. У его отца есть лавка. Это, вероятно, многое объясняет.
— Из какой ты семьи?
Он помялся и неохотно ответил:
— Из средней.
— Для меня непонятно, что значит — из средней?
— Богатый, тот, у которого свои предприятия, а у нас рабочая семья. Мой отец адвокат.
Странное понятие «рабочей семьи». Имеют возможность отправлять сына учиться за тридевять земель.
В конце смены он спросил:
— Скажите, пожалуйста, кем вы бы хотели, чтобы ваши дети стали?
— Сейчас ещё рано об этом говорить, кем захотят тем и станут, мне все равно, принуждать не собираюсь.
Он пояснил:
— Многие отцы хотят, чтобы дети шли по их стопам, передают свой опыт, свою любовь к профессии.
Я понял, куда он клонит:
— А разве плохо, если они станут рабочими?
— Почему вы думаете, что я думаю, что это плохо? Я вовсе так не думаю. Я вижу, рабочим очень трудно работать. А поэтому хотел спросить вас, кем, вы мечтаете, чтобы стали ваши дети?
— Детям выбирать. Мы не станем заставлять. Меня никто не принуждал идти в рабочие.
Я раньше думал, что негры более сообразительнее и трудолюбивее, но, глядя на него, как он работает, этого не скажешь: рассеян, невнимателен. Если не нарочно это делает, из озорства, проверяет нашу толерантность.
Поставил на загрузочный конвейер детали привода вверх ногами, хотя перед глазами ясно видно, как они стоят перед тем, как попасть под фрезу. Если в таком виде подойдет в рабочую зону, то фреза расколется. Хорошо, я вовремя увидел, исправил. Нетороплив, может быть, считает, нечего стараться на чужого дядю?
Когда ему поручили зуборезные станки, Иван Мальков пожурил за неправильные действия во время остановки станка из-за перекосившейся детали. Негр обиделся и пошел жаловаться к начальнику цеха, но, благо, не нашел его. Общителен, и любит поговорить, поспорить.
В СССР давно, и со многим разговаривал, убежден, что мы все недовольны своим положением и строем. Я с ним спорю, доказываю, что все это временное, и мы будем с каждым годом жить все лучше. Он соглашается лишь с тем, что у нас богатейшая страна, но народ беден. Слушает меня со скептической улыбкой и фактами доказывает, что я не прав. Как-то я сказал, что среди молодежи у нас равновесие юношей и девушек, так как я недавно читал свежую статистику в газете, там именно так и сказано. Негр не согласился со мной.
— В институтах одни девушки.
— Но там подбор искусственный.
— А в школе? Возьми любой класс, и везде мальчиков будет меньше.
Это правда. Во всех классах преобладают девочки. Почему же газетная статистика утверждает иное? Я не мог представить, что государственная газета намеренно приводит искажённые факты. Какой в этом смысл?
Скоро Клода поставили на мойку деталей, работа самая неквалифицированная, но зато много свободного времени, то есть может сидеть в курилке и разговаривать с ребятами. Многие наши ребята, быстро утолив свое любопытство, отступили от него, и, когда я подсаживаюсь к нему, он с удовольствием разговаривает со мной на самые различные темы.
Сказал, что нам, никому, не нужен личный автомобиль, так как общественный транспорт у нас очень хорошо развит, а у них такого нет, и приходится иметь авто. Наша печать неверно передает, описывая положение в Бенине, где лишь формально считается, что страна стала на социалистический путь развития, а на самом деле настоящая диктатура президента. Не пишут о Бенине правду, чтобы не портить отношения со страной, где три миллиона жителей.
— Ты приедешь в Бенин образованным, сообразительности тебе не занимать, друзья есть, сделай переворот и становись президентом. У вас сделать переворот так просто, всё время только и пишут, там-то и там сделали переворот, — говорю я.
Он улыбнулся.
— Не так это просто.
Когда закончил практику, проходил мимо со своим товарищем, тоже негром. Остановились возле меня. Я протянул Клоду руку, пожелал всего хорошего, пошутили. Не сразу догадался протянуть руку его товарищу, которому он обо мне рассказывал, так как я заметил в его глазах интерес ко мне, когда пожимал руку. Любезно распростились. Приятно, что обо мне уж он увезет память в далекую Африку, ни с кем из наших он не сошелся так, как со мной.
В первый же день после отпуска увидел расклеенные афишки, призывающие комсомольцев работать на субботнике. Написано, что заработанные средства пойдут на помощь детям Чили, Никарагуа, Вьетнама, Кампучии и других стран. Во время перекура услышал обрывки разговора женщин.
— Своих детей не можем обеспечить, а в другие страны рассылаем.
Я заинтересовался, в чем дело? Неделю назад мастер Твердохлебов, по поручению начальника цеха собрал бригаду, и объявил:
— В п/л "Спартак" 57 детей лишены родителей. У кого есть одежда и обувь подходящих размеров, принесите в цехком завода, так как детям нечего носить.
Все заволновались, как это наши советские дети оказались в таком бедственном положении?! Не лучше ли собрать деньги, хотя бы по рублю, и то тысяча рублей получиться, и купить им новую одежду.
— Нет, деньги нельзя. В соседнем производстве попробовали собрать деньги, но деньги до детей не дошли.
Комментарии излишни.
— Они там и голодные. Кормили одного шефы, так он с себя крошки собрал.
Выходит, что администрация детдома и лагеря вовсю, и довольно успешно из года в год, обворовывает детей, и не стыдятся этого. Знают, найдутся доброхоты, не дадут умереть детям с голода. Начались в бригаде возмущенные разговоры, мол, какие люди из них вырастут, если их держат в голоде и в обносках?! Своих детей обворовываем, зато за границу посылаем на миллионы рублей! Мелькнула мысль написать об этом в газету. Но то, что у меня никаких фактов и доказательств, одни слухи, разговоры не являются знанием, нужно хотя бы их увидеть, как они живут, сдержало меня.
В первый же день мастер Твердохлебов затащил меня на профсоюзную конференцию. Выступил Букин. Потом долго упрашивали желающих выступить, но все молчали. Тогда начали вызывать заранее намеченных людей, которые равнодушно говорили о достигнутых успехах и всё смотрели на Букина, так ли они говорят, одобряет ли? Одна дама даже раза три спрашивала его:
— Ещё говорить?
На таких собраниях меня всегда так и подмывает выступить с критикой, но, зная свое волнение перед залом, всегда сдерживался, а сейчас желание пересилило, и я поднял руку. Говорил отчетливо, но очень волновался, и от этого волнения меня прямо покачивало. Не смог долго философствовать, развить и дополнить свои мысли. Сказал:
— Равнодушие в зале потому, что в цехе твориться страшная бесхозяйственность. Еще в феврале прошлого года Витебский завод поставил восемь станков. Два раза приезжали наладчики, пытались запустить станки, но ничего не вышло. Наладчик Витебского завода так и сказал, что они работать не будут. Мне и рабочим нашей бригады хотелось бы знать, когда запустят эти станки, которые нам очень нужны, с ними мы могли бы обойтись без третьей смены.
В ответ Букин сказал, что я не прав, считая, что люди равнодушные из-за этого. Два станка в скором времени запустят. Про остальные шесть — молчание, словно я спрашивал про два. Замял неприятный разговор.
Твердохлебов после сказал, что я правильно выступил, посвятил меня, какие они меры собираются принять с этими станками. Согласился со мной, что станки безобразные, неумело сконструированные.
— Что ж поделаешь, если наши конструкторы не умеют делать хорошие станки?
— Но надо же наказывать за такую работу!
— Кто будет наказывать?
Кому, мол, это надо? Действительно, начальники друг друга не наказывают, а у меня такой возможности нет. И я наивно не догадывался, что мы работаем в три смены лишь только потому, что в цехе идёт повальное воровство, зачастую с ведома самих начальников цеха, которые закрывают глаза на переработку, покрывающей недостачу автодеталей.
Заведующая физиотерапевтическим кабинетом поставила мне пятый диагноз — невралгия затылочного нерва и направила на электромассаж больного места, и на лопатки. После первой же процедуры почувствовал заметное облегчение. Но массаж лопаток не помогает. Так я до сих пор и не знаю, какая болезнь настигла меня? Уже после третьей процедуры понял, что организм притерпелся к эл. току, и никакого облегчения нет.
16 июль. Понадобилось 20 дней после отпуска, чтобы войти в форму, которой достиг до отпуска. 12 дней бездействия выбили из ритма, и, может быть, потому что эти дни курил, но сейчас очень легко бросил, и решил больше ни одной сигареты, иначе снова сорвусь.
Придумал сюжет "Фотография". Мысль написать такой рассказ появилась года два назад, и только сейчас вдруг придумал и записал. Из него можно сделать отличный рассказ. Специально не беру в библиотеке книги, чтобы иметь время для обдумывания и писания, но как-то получается, что и этого времени не хватает, ничего не успеваю сделать. Похолодало. Почти каждый день идет дождь.
18 июль. Впервые добежал по дамбе до дома отдыха "Жигули" за 28 минут. Общее время 55 минут. Почему-то в начале бега сжимает сердце от боли. Но продолжаю бежать в невысоком темпе, и через десять минут перестаю ощущать боль.
Свободное копирование
