1979 г. 19 апреля. Вдохновение редкая гостья
Вдохновение редкая гостья. Если в минуты её посещения человек занят не творческой работой, а бездельем, игрой, телевизором, то никогда не узнает, что у него была возможность создать шедевр.
Нужно уметь использовать эти драгоценные минуты как можно с большей интенсивностью. Но не каждый это умеет.
В минуты вдохновения человек чувствует, что он все может, и нет такой силы, с которой он бы ни справился. В другие же минуты, он, как выжатый лимон, ни единой свежей мысли, всё суррогат, и никакие потуги не помогут создать хорошее произведение.
Никогда ещё за 36 лет не снился столь впечатляющий сон. Вернее сказать, странный. Или, может быть, неожиданный, так будет точнее. Сны часто поражают, летаешь, как птица, водишь автомобиль, ходишь по дну морскому, в воде, и не задыхаешься. Ко всему можно привыкнуть.
Снится одна и та же тема, вернее, преобладает над другими темами. Чаще — в поезде, горы – хождение по горам, пейзаж с горами, купание в море, то спокойному, то бурному, реже — езда на автомобиле.
В детстве часто летал без всяких приспособлений. Позже летал на стуле. Легкого полета не было. Летел тяжело, будто преодолевал тяготение. Потом начал летать на самолетах, думал, что больше уже никогда не приснится сон, где я парил бы самостоятельно. Но в прошлом году все же приснилось. Правда, сон не очень запомнился. Просто, знал, что этой ночью летал. Вероятно, в последний раз, старею. И вот, этот сон.
Я мог усилием воли поднимать предметы. Я был от этого в восторге. Ликовал. Оказывается, это очень просто. Стоит захотеть. Демонстрирую свое умение и говорю, что это может каждый, стоить только захотеть. Кто-то пытается, смотрит на предмет. Я не выдерживаю и легким усилием воли поднимаю предмет. И все это с такой легкостью, что иногда предмет отрывается от стола, как подброшенный.
Потом я нес сетку с картошкой.
Но моего усилия воли хватило лишь на незначительное снижение веса, и это было хорошо. Давно во сне я не ликовал так, как в этот раз. Последнее время цветные сны снятся все реже.
Может быть, и снятся, просто не вспоминаю, что они были в цвете. Обычно цвет запоминается и осознается только тогда, когда во сне цвет потрясает воображение, и запомнился своим отличием от черно-белого. Уже днем вспоминаешь, что видел изумрудный цвет моря, зеленые горы, яркие плоды, красные цветы, живописные красочные картины. Обычно цвет снится, когда находишься в эмоциональном подъеме, вероятно, в эти дни нужно заниматься творческой работой.
Девочки недолго наслаждались своей комнатой, пришлось вернуться в общую. Нина старается быть незаметной, я её почти не вижу, не выходит из комнаты, понимает, что нас стеснили. Она не знает, что мы уже привыкли жить в одной комнате, и не успели разбаловаться второй комнатой. Тем более что они приехали без детей, которых оставили на Украине с Прасковьей.
Зимой Вика пришла с сообщением, что в магазине четвертого квартала продают кухонные столы. Нина загорелась купить. Я же посчитал, что они скоро переедут в новый дом, зачем приобретать лишний груз для перевозки вещей? Да и не хотелось выходить на холод, в сумерках везти на санках стол. А на кухне и без того тесно, уже стоят два стола.
И была ещё одна причина — шел повтор фильма «Красная шапочка», хотел записать на магнитофон песню героини, отказался идти за покупкой, надеясь, что и они откажутся. Но Гена пошел с Ниной за столом, который поставили на кухне, что для них удобно. Мне же потом было стыдно, что не помог.
Гена устроился на ВАЗ оператором, в соседнюю бригаду. За токарным станком работа монотонная. Каждые 30 секунд вынимать готовую деталь, вставлять в зажим заготовку, и скучающе ждать, когда обточится следующая деталь и шпиндель провернется.
Иногда я приносил газеты, которые сам прочитал, и тогда он читал их, положив на станок, каждые 20 секунд отрываясь, чтобы снять и поставить деталь. (Десять секунд уходит на подготовку к съёму.)
У меня работа свободней, могу отлучаться от станков. Даже выходил на улицу минут на пять подышать свежим воздухом, посмотреть на небо, вокруг, на проезжающие автобусы, автомобили, оценить погоду. В один из таких выходов, к своему удивлению, увидел на траве газона троих сидящих токарей вместе с мастером Госсманом.
Они беззаботно о чем-то трепались, наслаждаясь тишиной, ласковым солнышком и приятным разговором. Через 15 минут поднялись и вернулись к своим станкам. Мои станки могли ещё работать минут десять до полной остановки, но сейчас стояли лишь два станка, мигая красной лампочкой. Я включил их и принялся заполнять магазины.
За моё отсутствие ничего страшного не произошло. Ничего не поломалось. Да и размер почти на всех станках в норме. Была лишь опасность, что лопнет шланг на гидростанции, как однажды это случилось, но я быстро заметил и выключил станок.
Если бы подобное случилось в моё отсутствие, 50 литров масла было бы на полу, не впитываясь в уже промасленную шашку. Но кто не рискует? Я стал чаще выходить на улицу, подсаживаясь к токарям, и мы болтали обо всем на свете, обсуждали новости, события.
Когда похолодало, начал ходить в читальный зал библиотеки. За 20 минут просматривал газеты, журналы. И за два таких прихода смена пролетала незаметно. Не успеешь оглянуться, как неделя прошла. Месяц пролетел. Даже года проносятся.
Давно ли с завистью спрашивал у Заряева, сколько лет он отработал на ВАЗе? А теперь сам мог ответить – 5 лет. Ещё ни на одном заводе так долго не работал. Наверняка, здесь проработаю до пенсии, которая, ой-ей-ей, как нескоро. Доживу ли? Почти такое же расстояние у нас было в 1960-м году до коммунизма, которого так и не дождались.
Работа на фрезерных полуавтоматах мне нравится. Немного грязно – всюду масло. А какая работа без минусов? Спокойная. Вдали от всех. Бригада по ту сторону конвейера. Общаемся только на перекурах, в конце и начале смены, да не ежемесячных собраниях.
Хлебниковы недолго прожили у нас, сняли на три года бронированную трехкомнатную квартиру в шестом квартале. Правда, одна из комнат заставлена вещами хозяев, которые завербовались на Север за длинным рублем. Так делают многие, уже получившие квартиры на ВАЗе.
Теперь нам есть к кому приходить в гости, и есть, кого принимать у себя.
Алеше всего пять лет, очень балованный. Баба Паша в нем души не чает, то и дело целует его в пупок, а он заливается смехом, прячет свой пупок и кричит:
— А вот мой пупок! – и заголяет живот.
Я не люблю балованных детей, поэтому и не пытаюсь сюсюкать с ним.
С Сергеем тоже контакта не поучается. Ему 14 лет, увлекается составлением футбольных таблиц, именами игроков. Для меня это неинтересно. Не знаю, о чем с ним говорить, равнодушны друг к другу.
Однажды я с Геной был в очереди за пивом в первом квартале у хозблока, и, стоящий возле Алеши курильщик, сигаретой прожег ему новую синтетическую куртку. Гена набросился на Алешу с упреками, хотя тот не мог подобное предвидеть, об этом должен заботиться отец, а он был занят разговором со мной. Я остудил его пыл обвинений. Замолчал.
Пиво в большом дефиците. Продают едва ли не в одном месте на 600 тысяч населения. Выстраиваются огромные очереди с трехлитровыми банками. Раньше торговали в маленьком бараке на пустыре за седьмым кварталом. Кто-то этот барак назвал «Русским полем», так и повелось, прижилось название на долгие годы, даже когда этот барак убрали.
В очереди за пивом, уже разгоряченные мужики, бывало, устраивали драки, убивали. Изредка я не выдерживал и тоже становился в очередь. Чтобы надолго отбить у себя охоту, взял сразу два баллона пива.
Второй баллон принялся пить на следующий день, и удивился, какое оно стало невкусным. Не знал, что пиво выдыхается, нужно пить сразу. С батумским пивом не сравнить, да еще разбавляют. Бутылочное пиво можно купить только в Комсомольском районе, но туда не наездишься. Никто из нас не может понять, почему наши власти из пива делают дефицит? Единственное объяснение – не хотят, чтобы народ спивался. Трогательная забота, которую никто не оценивает.
В апреле, когда ещё не сошел снег, пошли с Геной смотреть, в каком состоянии его дом, когда будут сдавать и заселять? Его дом за нашей школой, почти рядом. Возле дома рабочие благоустраивают территорию, прокладывают тротуар в грязи.
Подъезды закрыты, невозможно пройти в квартиру и полюбоваться жилищем. С одной стороны это правильно, потому что идет страшное хищение. Воруют всё что возможно. Уж такова наша психология. Мы не смогли вычислить, где находится его квартира?
Получалось, что Хлебниковы вселятся в квартиру раньше нас, приехавших шесть лет назад. Но я рад за него, чувствовал свою причастность — без меня и у них ничего не было бы.
В магазине Вика купила двухсотграммовую пачку пищевого мака. На всякий случай. Может быть, понадобиться. Вероятно, думала, что пригодится в выпечке. Но до этого она никогда ничего не выпекала.
Увидев, что я ем мак ложками (две столовые ложки съел), испугалась, что стану наркоманом, и спрятала пачку мака. Всё перерыл, но не нашёл. Вика лишь усмехалась.
Года через три я случайно наткнулся на эту пачку, мак покрылся плесенью и испортился. Выбросил в мусоропровод. Не думаю, чтобы я смог пристраститься, хотя, кто знает, очень вкусно. Мороженое мы тоже любим, и часто покупаем. Тоже, своего рода наркотик, как и любая еда, без неё прожить невозможно!
В последнем подъезде нашего дома на первом этаже продуктовый магазин, куда изредка привозят яйца, и тогда сбегаются все жильцы, выстаивают часовую очередь, берут по две-три кассеты. Мне пришлось два раза выстоять.
Как-то, зашел туда и купил 50-ти граммовую пачку индийского чая, который оказался очень хорошим. Надо было больше купить пачек, а я не сообразил. Вскоре этот магазин убрали, потому что рядом построили кирпичное здание, где на первом этаже сделали магазин. Туда мы и стали ходить за хлебом.
Заметил, что с утра привозят цистерну молока перед нашим домом на улице Разина. Два раза в неделю я приходил с бидончиком, покупал три литра и варил всем молочную кашу, пока Вика на работе.
23 июня. Отсутствие полной и хорошей информации. В газетах пишут только о заграничных странах. А о нашей — только победные реляции, и тут же возмутительные случаи взяточничества, бесхозяйственности, равнодушия. Все это в сталинские времена было бы расценено как вредительство. А сейчас нарушители отделываются выговорами.
Всеобщее недовольство руководством. Никто не вспоминает Хрущева, хотя он 12 лет был вождем партии, и только о нем и говорили, так же, как сейчас о Брежневе. Невольно возникает вопрос: не ждет ли и его такая же участь?
Анекдоты об этом прямо говорят:
"Через сто лет один историк спрашивает другого:
— Ты не знаешь, кто такой Брежнев?
— Это какой-то мелкий политический деятель во времена Аллы Пугачевой".
Злой и справедливый анекдот.
Роже Мартен дю Гар говорит, что в каждом произведении должна, быть новизна восприятия, то есть нужно писать о том, о чем еще никто не писал. У меня давно уже в мыслях написать рассказ, героем которого будет тип Комарова, говорящего правду всем, даже когда она не выгодна и не нужна никому, и ему тоже. Нужно это продумать.
Когда Кагановича, нашего начальника цеха, обокрали, ему выписали помощь от завода — тысячу рублей. Когда 22 апреля умер мой сосед по малосемейке Володя Холод, его жене выписали 25 рублей, но эти деньги кто-то успел получить, и до жены не дошли. Позже она узнала, что такая сумма была выписана. Кто мог это сделать, если не деятели из профкома? Знают, что никто не будет докапываться, жене не до того.
Перед отпуском Кагановичу выписывают пособие в сотни рублей, каждый месяц доплачивают большие суммы за внедрение новой техники, хотя он ничего не делает. На цеховом собрании оператор так и сказал об этом, а ему из президиума ответили:
— Доплачивают потому, что он руководит, он начальник цеха.
У парторга Дивулина двухкомнатная квартира, а он хочет трех. Видимо, законным путем не получается, поэтому он договорился с каким-то врачом, который согласился поменять свою трехкомнатную, с условием, что ему достанут "Жигули". Дивулин уговорил Сорокина встать в очередь на машину, за которую получит тысячу рублей, врач — машину, а Дивулин — квартиру.
Карты спутал Сорокин. Он часто приходит на работу в пьяном виде, и его убрали из очереди. Недавно, наконец-то, поперли из партии.
Меня возмущает, что такой алкоголик — член партии. Все делают вид, что не видят, в каком состоянии он приходит на смену. И работает.
Если мастера лишают премии за халатность, неумение работать, он не очень огорчается, тут же выписывает доверенному человеку потерянную сумму, как премию, которая и возвращается в его карман.
Я не коллекционирую эти факты. Хочется, чтобы их не было. Строй у нас замечательный. Конституция великолепная. Но что она стоит, если её не соблюдают?
Сейчас то же самое неравенство, которое было и до революции. Только сейчас это класс начальников, директоров, министров, которые уже сейчас живут при коммунизме.
Лишь у рабочих голый заработок, которого едва хватает. Верно, мы стали лучше жить, чем 10 лет назад. Но было бы странно, если бы это было не так. Могли бы жить ещё лучше, если бы все законы соблюдались, начальники не брали взяток, не воровали, не были равнодушными к бракоделам.
Создается впечатление, что всем выгодно выпускать бракованную продукцию.
16 июня перевезли вещи Геннадия в новую квартиру. Без лоджии, на первом этаже. Но, выбирать не приходится. Кто-то должен жить и на первом этаже. Конечно, можно было бы попытаться дать взятку через Реуцкого, но квартира не моя, и я не могу подсказывать Гене, что и как ему делать. Может быть, ему жалко денег.
Гена перевелся водителем-испытателем на трек. Работа более интересная, но стал жаловаться на загазованность в цехе, боль в сердце. Он старше меня на три с половиной года.
22 июня вечером проводил Вику с детьми в Батуми. С ними поехали Наташа, Вера с сыном.
Вера некоторое время была ученицей у Вики, стажировалась, потом они подружились. Я был не против, тем более здесь у неё подруг нет. А Вера понравилась своим спокойствием и порядочностью . Это сразу видно.
Они так и остались подругами до самой старости. Лицом не особо выразительна, заурядное, но не без приятности. Одного роста с Викой, и такого же среднего телосложения. По праздникам приходила к нам в гости. Как-то, рассказала, что на остановке к ней подошёл молодой парень и предложил у неё полизать. Молча отошла в сторону. Он не стал преследовать.
В этом году лето очень холодное. В прошлом году было теплее, в мае загорели и даже купались. Чувствовал себя хорошо, много бегал по утрам, чаще, чем раньше.
С самого начала июня похолодало и сегодня вечером +15. Днем +20-22. Один. Болею. Смотрю телевизор.
Пишу, хотя уже однажды уничтожил все записи, которые вел более десяти лет.
Через два дня будет месяц, как не курю. Впервые удалось так долго продержаться. Но и сейчас не уверен, что вновь не начну.
А так хочется бросить! В курилку не захожу, всё время возле станков: смотрю за размерами, меняю фрезы, мою станки, сыплю опилки на промасленный пол, потом убираю, чтобы ни минуты свободного времени, чтобы некогда было и подумать о сигаретах.
Решил начать, бегать. Тапочек нет, как и денег на них. В дешевых босоножках неудобно бегать, нога скользит. Но хоть так бегать, чем никак. В первый день пробежался только до кольца перед лесом. Тяжело. Дыхание хриплое, — легкие курильщика.
Да, нужно бросать. На второй день пробежался до леса. Потом уже стал бегать по краю леса, с каждым разом всё дальше.
Свободное копирование
