3.12.61.
Полтора часа гуляла с папой. Ходили в аптеку, на почту. Остальное время провели в маленьком садике на улице Воскова — против бань. Там крохотная ледяная горка с двумя скатами. Мальчики и девочки лет по шести — восьми, кто стоя, кто на корточках, а кто и просто на попке, скатываются в обоих направлениях, орут, визжат, хрюкают. Уже одно это зрелище, весь этот визг, ор, красные лица, пар изо рта — все это привело Машку в восторг. Стала и она проситься на горку. Сначала ничего не выходило, — ноги расползаются, подгибаются, руки вперед лезут. Потом — ничего, пошло. С трудом увел ее из сада. Пришлось даже громко поговорить с нею.
Эти нотации Машку не очень огорчили — не привыкать ведь, — зато расстроила ее пятилетняя (а на вид даже семилетняя) девочка Тоня, которая, узнав, что Машку зовут Маша, стала нам рассказывать, что видела в кино картину “Маша и манная каша”. Машка не поняла, о чем она говорит, и сразу же обиделась:
— Я не манная каша.
После чего эта Тоня всякий раз, как скатывалась, проезжала мимо Машки и тонюсеньким голоском пела:
— Ма-а-аша и манная ка-а-аша!..
Я сказал:
— А ты — Тоня на макароне.
Засмеялась, и всё. А Машка... Машка — та, против ожидания, обиделась крепко и надолго затаила обиду. Она не привыкла к такому отношению к себе. До сих пор девочки, и вообще дети, сулили ей только радости. В худшем случае — не хотели с ней играть. Уже подходя к дому, она несколько раз сказала:
— Не нравится мне эта девочка Тоня.