4 июля 1993
Воскресенье. Молитва, зарядка, кофе
О жизни своей последнего времени не хочется вспоминать, особенно о собрании 30 июня, когда я требовал от людей подчиняться моему призыву, моей формулировке — «ни дня больше с ними под одной крышей!». Формулировки я провел, в газете напечатано, но на душе — свинец и осадок. Форма, в которой я истерически требовал, кричал, тыкал пальцем, убеждал, неволил… Оппонировал мне Граббе А., и резонно. Но они не понимали, что в этой ситуации скорейшее принятие решения общего собрания не привело бы к этой разрозненности мнений. Меня поддержали Полицеймако, Демидова, Антипов. Все выжидали и молчали. И стало мне обидно от сознания, что деньги у нас в разных банках и, защищая интересы Таганки — Любимова, я защищаю свои вклады, то есть это опять личная заинтересованность.
Марк Купер прислал стихи.
Как беспросветно длилась сага
Учения передового,
В литературе — без Живаго,
А на Таганке — без Живого.
Почти сто лет нас душит Яго.
Не додушил. Мы дышим снова,
Мы смотрим притчу про Живаго,
Мы смотрим повесть про Живого.
Ура, таганская шарага!
Не разменяла золотого!
Глядит Европа на Живаго,
Россия видела Живого.
Ах, Золотухин, бедолага,
Из сельского — да в городского,
Чтоб за полгода стать Живаго,
Он двадцать лет тащил Живого.
И четверть века штормового
С собой мы носим фляги с брагой.
Нам есть что выпить за Живого,
Нам есть чем чествовать Живаго.
Спасибо, Марк! Ты прослезил меня.
Денис будет поступать в семинарию и надеется, что поступит. Если все будет угодно Богу, я со временем стану отцом священника.
Любимов уехал куда-то, помахал крылом до Бонна. Что-то мне тревожно за 6–8 дней. Как бы чего не случилось, как бы содружество не устроило реванш какой-нибудь.
Любимов говорил с Б. Окуджавой, которому понравился спектакль. «Я верю Золотухину, что он может эти мысли произносить…» — какое-то подобие комплимента в мой адрес. Что вот, дескать, казалось бы, это не свойственно Золотухину, а у него получается. Ничего не понимаю.
Свободное копирование
