10 января 1992
Пятница
То, чему я был вчера свидетель, будет еще «воспето» много раз и многими, но при таком всеобщем позоре части озверевшей массы театра… нет, это не так писать надо. Как жаль, что Любимов нам как бы не рекомендовал присутствовать на этом сборище пятой колонны, женского батальона, возглавляемого Губенко и Филатовым, этими Дорониными в штанах.
К 17-ти часам пошел я на репетицию по вводу Щербакова вместо заболевшего Желдина. Подходя к старому залу, я услышал речь Губенко, перечислявшего даты… встречи слезные с Любимовым его и труппы. «Вы растоптали эти десять дней вашего пребывания, вы наплевали всем в души!» И в конце речи: «Вы — лжец (овации) и ваша пристяжная бл… Глаголин (овации)…»
Любимов начал что-то говорить, потом завелся и резко закончил (текст помню неточно): «Пока этот бывший министр не уйдет, меня здесь не будет». — И разъяренный старый лев, седой и необыкновенно красивый, быстрыми шагами направился к выходу.
Все это я помню плохо, у меня были спазмы, я ничего не мог понять, представить себе это было невозможно. Почему-то сверлила мысль: сейчас его хватит какой-нибудь удар, сейчас они добьют его. Господи! До чего мы дожили.
«Что видели все мы, что было предо мной…» Позже минутами или даже получасом я заметил в кабинете у шефа: «Зачем же вы нас не взяли с собой? Вы остались один против этой озверевшей стаи. Раз так, так уж надо было стенка на стенку». Боже мой…
Колька почему-то напоминал мне Басманова. Но мне ли, мне ли, любимцу государя… Эта взбесившаяся чернь… Эти пенсионерки-пьяницы артистки… Потом я их наблюдал за кулисами пьяными — Янаев во время путча…
Оказывается, они привели Любимова, что называется, под рученьки, в наручниках, насильно, окружив плотным жандармским кольцом, они действовали, как хорошей выучки кагебисты. Они использовали физическую силу. Конечно, в зале была пресса, и все речи Губенко и Филатова (старая крыса-вахтерша, — «Хорошо выступал Филатов!» Жаль, я не застал) будут опубликованы.
Свободное копирование
