18 мая 1968
Вчера был на «Трех сестрах». Я ничего не понимаю в таком искусстве. Наверняка, талантливо, но ни о чем. Какой-то маленький междусобойчик, показуха, демонстрация, играние чувств, как в плохом МХАТе. Сестры обсопливились, обревелись до тошноты, актеры, кроме двух-трех, работают плохо, неизобретательно: то шепчут, то кричат, то вдруг начнут декламировать.
При нормальном состоянии дел — через полгода он не имел бы зрителей. Спектаклю повезло, что идиоты, ортодоксы стали защищать Чехова, ругать Эфроса и тем самым создали успех спектаклю. Я не понимаю этого бесполого театра.
19 мая 1968
— Вот этот кретин живет в нашем доме. — Это сказано про меня.
Сегодня, по-моему, очень хорошо играл Маяковского, и было много цветов, но мне ни одного. Обидно почему-то.
Приехал Зайчик раньше срока, привез клубники, огурцов, раздал девочкам. Зайчик у меня щедрый, это мне нравится. Днем была Неля. Вместо двадцати дней — только 7 была их опера в Курске, дальше поехать испугались, чтобы не прогореть, вернулись в Москву и боятся, что могут дать отпуск раньше срока, а им, артистам, это не нравится.
Закончил вчерне третью часть «Запахов» — «Про корни», читал жене и Нельке — говорили, хорошо. Зайчик сказал, что «может, и вправду ты выпишешься», а я сказал, что, если у нас будет Васька, он будет обеспеченным человеком, напечатав мои писания, ему не надо будет бегать по халтурам и ссориться с женой из-за расходов на жизнь.
«Ленфильм» прислал деньги, 270 рублей. Деньги всегда к ссоре, поэтому надо готовиться, морально готовиться к обострению отношений с женой.
20 мая 1968
Ходил с утра с Кузькой. Похолодало. Получил грустное, тоскливое письмо от Степаныча. Напились опять. Что-то нехорошо у него, по-моему, опять с женой что-нибудь.
Деньги мне покоя не дают. Ужасно хочется накопить на домик с заборчиком.
Рисоваться — это нехорошо, я сегодня рисовался на репетиции перед молодыми артистами, нагрубил Веньке, в общем, я был «тысячу раз прав» — так относиться нельзя. Надо работать, а не валять дурака, но мы до того уж дошли, что деловое отношение принимаем за рисовку. Доля и правда есть в том несомненная, и все же нам (о себе первом) надо пересматривать свое поведение в работе. Мы губим душу, теряем то немногое, что еще осталось — цинизм, легкость, междупрочимость, все это не туда, это губит наши сердца, огрубляет, мы не в человеков, а в ходячие трупы превращаемся… Нельзя так, надо беречь чистоту, непосредственность поведения, честность и несуетливость.
