17 апреля 1967
Приехал Зайчик. Наступило равновесие.
Любимов. Нет, конечно, вы понимаете, что это премьера и вы вздрючиваете свою эмоциональную… штуку!!!
19 апреля 1967
Зачем нужно было издеваться над собой? Приходить в норму, трепать нервы себе и хорошим людям. Любимов сделал свое черное дело, он победил, замотал, сегодня и завтра и вообще снимается другой артист. Мне ничего не остается делать, как выпить 200 гр. портвейна и погрустить. Я получил прекрасный урок игры и «смею вас уверить, господа присяжные заседатели, сумею сделать выводы».
Нет правды на земле, как нет ее и выше…
Униженный и оскорбленный…
Директор. Вы наносите мне рану тяжелее тех, которые я получал на фронте… Это не самое большое несчастье, не торопитесь разводиться с женой и делать подобные заявления… Не торопитесь… Я ни к кому так не относился, как к Вам… Я прошу Вас, я прошу редко, этого не делать. Я начинал сниматься у Довженко… началась война… я ушел на фронт, пусть я посредственность… но, поверьте мне, как человеку, который намного старше Вас, все обойдется, и через полгода вы и мы с вами будем об этом вспоминать не более, как… Я со своей стороны даю слово, чтоб ваше пребывание в театре сделать еще более приятным для вас во всех отношениях, и творческом, и бытовом, и к вашей жене… Считаю, что этого разговора не было… все это останется между нами…
Ю. П. Почему у тебя бывают такие штуки: одну и ту же роль ты играешь то блестяще, то просто как будто не ты? Можаев тебя смотрел два раза и не узнал — такая была разница.
Любимов. Сядьте поближе, я объясню мизансцену, взгляните на сцену. Тишина, сесть всем ближе ко мне, чтобы не орать мне.
— Потрудитесь заболеть и родить эти гениальные образы. Чтобы образ вспыхивал. Тогда от вас глаз оторвать нельзя. Вспомните, как закрывали «Павшие», «Доброго», «Антимиры». Копируйте меня.
Речь, обращенная к нам из-за того, что у нас не получалась трагическая любовь.
— Артисты — все эгоисты, стараются урвать себе побольше кусок, тянут одеяло на себя. Когда был человек, который мог собрать их эгоизм в единый кулак — подчинил их мелкие интересы большому делу, — был театр, не стало его — театр развалился.
Артисты всегда стараются растащить театр, растоптать самое дорогое, это в природе артистов, это их суть, я сам был артистом и отлично знаю все ходы… Задумайтесь, товарищи. Сходите в Ленком, посмотрите на их трагическую участь, вот до чего доводит актерский эгоизм, сплетни… Но у них есть ядро, они проявили самое порядочность — солидарность — 20 человек подали заявление. Наши артисты, убежден, не способны на это, только себе, только за себя.
Смирнов[1] рассказывает, как поступал в Щукинское, на собеседовании у Захавы.
— Что вы знаете об Америке?
— В Америке капитализм.
— Так, ну и что?
— Как ну и что? Он загнивает.
— Ну, эк вы хватили.
— Совершенно свежие сведения, скоро он совсем сгниет и наступит социализм.
