6 февраля 1967
Сплошные разговоры о Любимове, о его неуважении артистов, о жлобстве, о «Маяковском». Свалив неудачу «Героя» на артистов, Любимов с радостью подхватил перепевы идиотов об отставании актерских воплощений от режиссерских замыслов. Чем дальше, тем больше. Уговаривает меня не сниматься.
— Дерьмовый сценарий, зачем. Хорошо снялся в «Пакете». Практически ты выпадаешь из «Пугачева», да и с «Кузькиным» будет трудно.
Откровенное запугивание, правда, он был под парами.
Печатаю «Стариков», писать некогда, боюсь войны с китайцами, мне бы выкроить пять лет, и я бы кое-что сделал.
Глаголин ходил к Можаеву.
— Условия ужасные, дом — развалюха, страшно… как он живет?
— Что Можаев?
— Грустный, как собака, жена у него прелесть, латышка.
— Она работает?
— Да, редактор какой-то.
— А на вид такая простая!
Левина из разговора с Любимовым в машине об артистах.
— Забурели артисты, забурели, даже Высоцкий. Единственный, пожалуй, кто держится — Золотухин.
Очевидно, она не сказала вторую половину фразы:
— Пока не сыграл Кузькина.
Идея. Вчера, сегодня, завтра.
Любимов. Вчера были очень уважаемые люди из Франции и сказали, что монахи в 6-ой картине не действуют, не тянут, занимаются показухой.
— Премьер Италии сказал, что артисты забурели.
— Зажрались, формализм, не общаются… не по-живому…
Любимов. Володя, сегодня буду смотреть, острее тяни существо проблемы.
Артист. Ю.П.! Дак я ведь не репетировал, Славина была больна, вы заняты очень… я уж сам кое-как.
Любимов. Тем более разговаривай за жизнь, в Брехте можно выплыть только вскрывая социальную суть, жизнь — «а мне надо жить или нет», мы все-таки люди, что, нет?
Артист. Я понимаю, но я ни разу не репетировал.
Любимов. Да брось ты всю эту ахинею, система доведет вас до ручки, это уже анекдот, не верю я в эти периоды застольные, полгода репетируют, наживают… чего наживают?? Штаны просиживают и ни черта не выходит… Надо пробовать сразу, выходить и делать, а не заниматься самокопанием… «сейчас, сейчас я наживу, сейчас, сейчас», выходит, плачет настоящими слезами, упивается собой, а в зале ржут. И занимайтесь дикцией, почему я к вам так придирчив, разучились работать, балетные каждый день тренируются, он знает, я кручу 16, а ты только 15, а если я буду крутить 32, я мастер, мне цены не будет, а драм. артисты считают, что им не нужно тренаж, дескать, было бы самочувствие внутри, «выйду сейчас и дам, ух дам», и дает — смотреть противно, поэтому диалог неживой, ни спросить по-настоящему, ни поставить проблему. К чему я все это говорю, надо всегда на сцене дело делать, заниматься делом, а не показухой. Вот вчера в 6-ой картине спросил правильно.
Артист. Вчера я не играл.
Любимов. Ну, значит, не вчера, раньше. И глаз должен быть в зал. Ну, так сказать, как бы вам сказать, вот кончается сцена, и вы не продолжаете ее, а так останавливаете и начинаете что-то свое, заранее заготовленные красочки, разыгрываете, не ведете сцену, не живете по-настоящему в ней, партнер играет, а вы в это время отдыхаете, пережидаете, вместо того, чтобы искать свое поведение во время его действия. Сами не работаете, не развиваете роли, не освещаете.
— Ты скажи, что не понимаешь.
— Я сказал…
— Ну и что?
— Что?! «Бери острее, вмазывай в зал, тяни сквозное».
— Шутки гения.
