Однажды вечером я услышала пушечные выстрелы, возвещавшие о взятии Килии[1]: у меня сердце содрогнулось. Но, узнав, что мой муж здоров, я была в восторге, вне себя от радости. На другой день я отправилась на молебен, после которого обратилась к князю, прося его вызвать моего мужа. «Я тотчас отправлю приказ», сказал он, «и пришлю вам с него копию, чтобы вы имели о нем понятие». И, действительно, едва я успела вернуться к себе, как получила бумагу, в которой предписывалось отправить, как можно скорее, графа Головина к его жене, даже в том случае, если бы он был против этого. На другой день мой муж приехал верхом. Оказалось, что он находился в 100 верстах от нас. Теперь я вздохнула свободно.
Мне хотелось немедленно возвратиться в Петербург, но вскоре должны были праздновать день святой Екатерины. Князь готовил роскошное празднество; я полагала, что с моей стороны было бы большою любезностью по отношению к князю, если бы я присутствовала на этом празднике, так как он все время осыпал меня знаками внимания.
В день празднества нас провезли на линейках мимо 200-тысячной (sic) армии, расположенной по дороге и отдававшей нам честь. Мы подъехали к обширной подземной зале, роскошно убранной. Против красивого дивана было устроено нечто в роде галереи, наполненной музыкантами. Звуки инструментов, раздававшиеся в подземелье, казались глухими, но от этого они только выигрывали. Вечер закончился блестящим ужином; мы возвращались в этих же экипажах, среди той же боевой армии. Бочки с зажженною смолой служили нам фонарями; все это прекрасно и величественно, но я нисколько не сожалела, когда вечер кончился, и я вернулась домой. На другой день я послала за генералом Рахмановым[2], который был ко мне очень расположен; я просила его выхлопотать у князя, которого он был любимцем, отпуск для моего мужа. Он отвечал, что князю будет приятнее, если я ему напишу сама, но я настаивала на том, чтобы он просто исполнил мое поручение, прибавив, что потом я увижу по обстоятельствам, что предпринять. Он возвратился, передав, что князь умолял меня написать ему хотя бы два слова, чтобы доставить ему удовольствие засвидетельствовать мне письменно свои чувства дружбы и уважения ко мне. Я написала ему наскоро маленькую записку на сколько могла любезно, передала ее генералу Рахманову, который взялся тотчас отнести ее; он вскоре вернулся с самым обязательным ответом, скажу даже трогательным. Это письмо у меня хранится до сих пор. Я деятельно принялась за приготовления к отъезду, который огорчал князя Потемкина. Княгиня Долгорукая была тоже в отчаянии: после моего отъезда она оставалась единственной дамой в армии, и потому ей было неудобно оставаться там после меня.
Накануне моего отъезда я отправилась проститься с князем Потемкиным и поблагодарить его за его знаки внимания ко мне. Я уехала с мужем в восторге от того, что избавилась от обстановки, которая мне была совсем не по душе.
