На Памирах - 32

Мы разместились на возвышении из под разрушенной ныне крепости, окопанной широким рвом. Сотни полторы киргиз на лучших лошадях выстроились в две шеренги и ждали, пока приведенному и тут же зарезанному козлу отрубят голову. Процесс игры состоит в том, чтобы, схватив с земли козла, описать с ним полный круг довольно значительных размеров и бросить его перед нами. Сказать это легче, чем исполнить, потому что каждый из участников стремится отнять злополучного козла, работая для этого, и руками, и ногами, и нагайкою. Победитель, совершивший этот головоломный круг, получает в награду монету в 3–5 копеек, а за особенно лихую джигитовку—10–15 коп. В игре существуют и некоторые правила: так, сходить с лошади ни в каком случае не разрешается и поднимать упавшего козла надо с седла; хватать соперника за руки или его лошадь за узду не полагается; бить чужую лошадь или её седока, по правилам игры, также не следует, хотя этот прием и практикуется усерднейшим образом; бросивший козла на сажень — на две далее назначенного места, теряет право на выигрыш.

Брошенный на землю козел с отрубленною головою — сигнал для начала игры. Обе шеренги всадников, неподвижно ждавших до сих пор, сорвались с места и смешались в кучу, из которой победоносно вынесся киргиз с козлом поперек седла. Часть остальных отделилась, чтобы перерезать обладателю козла дорогу и через минуту опять все смешалось, отставшие врезывались в толпу, немилосердно колотя своих и чужих лошадей, которые поднимались на дыбы, лягались и лезли друг на. друга. Но вот отделился всадник с дорогою добычею на седле и стал описывать круг; с удивительным искусством лавировал он на своем прекрасном поджаром коне между врагами, осаждавшими его со всех сторон и пытавшимися заскакать вперед, находя лазейки там, где казалось бы совсем нельзя пролезть, и вновь вырывался вперед, вцепившись в своего козла. Вот он уже стремглав несется по направленно к нам, ему наперерез скачут другие; нам захватывает дыхание, мы волнуемся за него, стараясь угадать удастся или не удастся ему благополучно миновать последние 30–40 сажен. Ближе, ближе, вот он прорвался сквозь последнюю кучку преграждавших ему путь и, подскакав к нам, красивым и сильным движением бросил козла в ров, к нашим ногам. Тут свалка приняла невероятные размеры. Разгоряченные, обезумевшие лошади и всадники кидались за козлом в ров, давя друг друга; слышался хрип, вырывавшийся с дыханием из десятков грудей, свист нагаек, хлеставших без разбора направо и налево, иступленные лица, налитые кровью глаза… Наконец счастливец, захватившей козла, выпрыгнул из рва и помчался вперед, а за ним ринулась и остальная толпа.

Особенно лихою джигитовкою отличался Аслан-Бек, внук знаменитой Датхи «Царицы Алая», сидевший на прекрасной пегой лошади: для неё, кажется, не существовало, ни препятствий, ни усталости. Я до сих пор не понимаю, из чего сделаны эти люди и животные, и как такие ристалища обходятся в большинстве случаев сравнительно благополучно: очень часто на всем скаку лошадь падает вместе с всадником, и через них проносится вся толпа, — казалось бы разбит человек вдребезги. Ничуть не бывало: встал, встряхнулся, одним прыжком вскочил на лошадь и уже летит вслед промчавшейся толпе. Только один из упавших при = нас не сразу очутился в седле, а согнувшись постоял некоторое время на месте. Наши казаки не мало дивились на них: «нашему брату, ни в жизнь не усидеть бы», говорили они. В «улаке» принимают участие все: и бедные, и богатые, без различия социальных положений, с тою лишь разницею, что бедные берут получаемую награду себе, а богатые отдают ее нищим, присутствующим здесь (также, впрочем, верхом), но участия в игре не принимающими

Волостной старшина, несмотря на свое великолепие, оказался лишенным такта, что он и доказал, принимая неоднократное участие в игре: состязаться с ним серьезно несмел никто из подчиненных ему киргизов, козла уступали ему добровольно, вступая с ним в борьбу вяло и лишь для приличия, так что каждый раз, как он вмешивался в игру, победа оставалась за ним; раза два он даже брал с собою сына, мальчика лет двенадцати, которому участники и позволяли проскакать с козлом на седле и торжественно сбросить его перед нами. Игра, наконец, прекратилась; у козла повырваны ноги и весь он обращен в бесформенную массу, лошади еле дышат, бока их исполосованы нагайками, у людей красные, потные лица, нередко изукрашенные синяками и ссадинами. Все довольны, расселись отдыхать, да кстати и полюбоваться на «байгу», которая должна' была начаться тотчас же; участники её уже отъехали по степи за несколько верст.

Состязаться должны были 8 человек и всем им уже заранее были назначены призы: пришедшему первым — шерстяной халат или 3–4 рубля деньгами, второму—4 аршина ситца, третьему — нож, остальным 15–30 коп., так что обиженных не было совсем. Зрелище, собственно, вышло мало занимательным, так как хорошие лошади и наездники в байге участия не принимали: это развлечение досталось на долю мальчиков и подростков, которым хорошие кони еще в руки не даются; к тому же скачка в настоящем случае велась в гору. Вот, наконец, в облаке пыли показались скакуны, один из которых выдвинулся вперед и тяжелым галопом подскакал к нам; за ним, выбиваясь из сил, но еще менее успешно, подваливали остальные; только вдали еще мелькали отставшие, два мальчика 10–12 лет, лошади которых еле трусили рысцою и решительно отказывались, хотя бы на финише изменить свой успокоительный аллюр. Все, так или иначе уже подъехавшие к нам и получившие свои призы, имели вид победителей и посылали саркастические замечания по адресу отставших товарищей; лошади послед них рассудили очевидно, что теперь торопиться уже решительно незачем, и мальчуганы, изо всех сил нахлестывая своих клячонок, подъехали к рву торжественным шагом при дружном хохоте публики. Тем не менее однако, сойдя с лошадей, и они подошли к нам за наградою, которую и получили как должное.

Такое обилие развлечений за раз нас утомило, и мы торопились с обедом, чтобы пораньше улечься спать; последнее нам редко удается, так как возня с фотографией, чистка оружия и составление записок и заметок, требуют немало времени.