24 июня. Сегодня настал для нас решительный день: выступаем в поход, верхами, с юртой, вьюками, словом, сегодня начинается наша экспедиция. Охотничья команда, прикомандированная к нам генералом Ионовым с разрешения генерал-губернатора, должна прибыть сегодня в Ош под начальством поручика М — ва; последний избран ген. Ионовым, как опытный охотник и знаток местности. Решено, что наш вьючный караван под предводительством своего караван-баши (буквально: голова каравана) Алимбая, выступит в 11 ч. утра, муж останется ждать М — ва с командою, остальные же часа в 4 дня отправятся в путь, остановившись для ночевки в кишлаки Мады, верстах в 12 от г. Ош. Этот маленький переход должен служить пробным камнем всем нам, давно не садившимся на лошадей.
Сборы при отъезде были, и продолжительны, и совершенно безалаберны. На каждую верховую лошадь, кроме седла и седока, приходилось нагрузить наши куржумы [1] с вещами, да по одному пуду ячменя, при чем то и другое прикрепить так, чтобы и седоку было удобно, и лошади не беспокойно; задача эта оказалась тем более сложною, что прислуга не была еще приучена к своему делу, а наши сотоварищи по путешествие оказались совершенно неопытными кавалеристами и потому вполне беспомощными в деле седлания лошадей и прилаживания всего необходимого. Дело шло из рук вон плохо. После долгих неудачных попыток, пререканий, возгласов отчаяния, все наконец взобрались на лошадей и заявили, что готовы. Тронулись не в 4, как хотели, а в 6 часов, но все же тронулись.
Проехав несколько десятков шагов, доктору пришлось остановиться, чтобы поправить съехавшие на бок куржумы, и затем усиленною рысью догонять уехавших вперед; мы слегка над ним подтрунили, но оказалось, что почти каждому из нас периодически приходилось проделывать то же самое, а потому вперед подвигались мы очень медленно; мы с Н. П. Б — ой находились в лучших условиях, так как муж сам руководил седланием наших лошадей, особенно же плохо приходилось доктору, временная лошаденка которого была необычайно тряска и, как-то вся трепыхаясь на ходу, сбивала на сторону все куржумы; последние тянули за собою седло, а с ним вместе и злополучного седока, который в конце концов совсем освирепел, да и было от чего.
Чувствовала я себя в седле хорошо, но не успела еще примениться к характеру и повадкам моей лошади, а следовательно и не умела добиться лучшего ее хода. Мы с Н. П. Б — ой, следуя советам людей опытных, решились ехать по-мужски, на мужских седлах, и ни разу впоследствии нам не пришлось раскаяться в этом; я думаю, что лишь благодаря этому способу езды, мы впоследствии делали переходы в 40–50 верст, не чувствуя усталости.
Имея это в виду, мы с нею еще в Тифлисе сделали себе черкесские костюмы, которые, будучи удобны для езды верхом, при ходьбе представляют подобие юбки, открывающей лишь ступню ноги. Седла у всех, кроме доктора и В., простые, сартские: они состоят из деревянного лакированна го остова, по форме напоминающего английские седла и покрытого тонкою подушкою из верблюжьей шерсти. Сзади и спереди имеются тонкие ремешки для привязывания необходимых вещей и платья. Седло это удобно для сидения на нем, не побивает спины лошади и очень дешево: каждое из них нам стоило по 10 рублей.
В сумерки мы добрались до места нашей ночевки, кишлака Мады, посредине которого под громадным карагачом была приготовлена для нас юрта. На утро думали двинуться часов в 5, чтобы придти в Лангар до наступления жары (22 версты); но и на этот раз ранний выход нам не удался, и уселись мы на лошадей лишь в 6 1/2 часов. Принято думать, что ни одна поездка «с дамами» не может произойти во время; чтобы снять с себя такое нарекание, спешу заверить читателя, что в нашей поездке остановка была всегда пе за дамами: у наших спутников, в самую последнюю минуту неизменно находилось какое-нибудь неотложное дело.
Эти 22 версты мы прошли с небольшим в 3 часа, нисколько не утомившись, несмотря на то, что почти всем нам уже давно не приходилось ездить верхом. Своею лошадью я, пока, очень довольна: это послушное, кроткое и красивое животное с прекрасным ходом. Есть, впрочем, и у неё недостаток: к спускам и подъемам она, по-видимому, не привыкла и ее приходится в этих случаях держать на тугих поводах, а в горах это может оказаться весьма неудобным. Убедиться в этом мне при и лось довольно неожиданным образом: спустившись на неглубокую лощинку, я зазевалась было на окружавшую меня картину, когда почувствовала, что моя лошадь собралась в комок и как-то по-зайчиному прыжками, пустилась на довольно крутой подъем: она точно пыталась выскочить испод меня, и я должна была изо всех сил вцепиться ей в гриву, чтобы не съехать с неё назад; со стороны вид я представляла комичный. Поводьев, конечно, распускать не следовало, но ведь ни одна приличная лошадь и не кидается в гору, словно на приступ. Вообще, приходится применяться к особенностям и странностям даже собственной лошади, если предпочитаешь жить с нею в ладу. Памятуя о том, как мне важно приобрести её расположение, я пытаюсь подкупить ее, приучая есть хлеб из моих рук.
Приблизительно на полпути от Мадов до Лангара начинается широкое ущелье, по дну которого течет река Талдык; оно окаймлено невысокими горами, покрытыми травою. Из-за этих ближайших гор, рисуются вдали снежные вершины, которые на ясном голубом небе кажутся рисованными по фарфору. Местами дорога совсем размыта и приходится переправляться вброд по этой, теперь еще мелкой и разделенной на небольшие рукава реченке.
Всю дорогу сопровождает нас джигит от киргизской волости и ему, очевидно, было поручено доставить нас невредимыми к месту остановки; так как безопасности нашей ничто не угрожало, джигит принял на себя обязанности дамского cavalier servant: он трусил все время рядом с нами на своей крохотной лошаденке и развлекал нас самым добросовестным образом. Вся его тщедушная фигурка исчезала в обширных желтых кожаных чембарах [2], испод серой, войлочной шляпы лукаво поглядывали крошечные глазки; сбоку болталась чудовищных размеров и, очевидно бутафорская сабля: он был смешон до крайности и сильно напоминал собою огородное чучело. И вдруг наш телохранитель запел: он, очевидно, импровизировал и пел отдельными фразами, обращаясь то к пещере мимо которой мы ехали, то к карагачу, одиноко стоявшему на склоне горы, то к Н. П., белокурые волосы которой, очевидно, покорили его сердце; в особо патетических местах он восторженно тряс головой, закрывал глаза и рукой затыкал собственное ухо: этот прием, очевидно, облегчал ему высокие ноты.
В Лангаре нас ожидали уже две приготовленные для нас юрты, в одной из. которых были кровати, стол даже кресло; явился самовар, крынка свежего молока, и мы отдохнули на славу. Часов в 8 вечера догнал нас муж, и на следующий день в 5 час. дня, выехали мы с тем, чтобы ночевать в Бирбулак, в 18 верстах от Лангара.
Переход ожидался небольшой, легкий, но начало темнеть, подул холодный ветер, а Бирбулака вес еще не видно, хотя по времени мы давно уже должны были добраться до него. Какое-то сиротливое чувство просится в душу: вот и ночь наступила, ничего не видно кругом, место чужое, за тысячи верст от всего своего, и мы голодны, и мы ужасно иззябли, и никому до нас дела нет. Но вот в темноте и как-то неожиданно обрисовались силуэты двух юрт; лошади радостно зафыркали, и через четверть часа мы сидели за самоваром довольные, как дети, и мрачных мыслей как не бывало.
Минимум за эту ночь показал лишь +50 С.
Свободное копирование
