Два месяца партия работала без выходных, зато к концу мая скопилось восемь свободных дней, и все разъехались по домам, в основном, в Цимлянск, к родным.
А мы решили ехать к морю.
Экспедиционный «козлик» довез нас до Элисты, оттуда на попутном грузовике мы поехали в Ставрополь. Дороги – вдрызг разбитые, пыль висит, не оседая. Машины со щебенкой, с урановой рудой едут, опасно кренясь то вправо, то влево. На обочинах плакаты с тревожной надписью: «КАРАНТИН! ЯЩУР!»
На полпути грузовик наш увяз в солончаке, пытаясь объехать особенно раздолбанный участок дороги. Пока его выволакивал тросом проезжавший трактор, нас подхватил другой попутный грузовик - походная дезинфекционная камера. И мы поехали дальше, в кузове, придерживая наползающие на нас дребезжащие ящики с пробирками.
Это было настоящее свадебное путешествие!
Лысины солончаков перемежаются с цветущим татарником, с серебрящимися ковылями. Кое-где еще не отцвели маленькие, очень яркие красные и желтые степные тюльпаны. Большая овечья отара кажется крохотной на беспредельном массиве.
Стада сайгаков пасутся рядом с буровыми вышками, мирно пощипывая колючки. При звуке машины, они пускаются наутек. Бегут, вытянувшись в линеечку, взмывают в легких длинных прыжках, стройные, горбоносые, тонконогие, стелятся по земле в стремительном беге.
Подскакивая на ухабах и глотая пыль, я думала, что эта дорога, даже такая, а, пожалуй, именно такая, куда интереснее, чем ровное асфальтовое шоссе, по которому я могла бы сейчас ехать в какой-нибудь скучный писательский дом творчества. И что судьба в образе этого дребезжащего грузовика с пробирками везет меня в верном направлении.
Мы тормозили возле бьющих из земли артезианских фонтанов с холодной пресной, а чаще горячей горько соленой водой, становились под сильно бьющие освежающие струи, заезжали в села, где в столовках-самообслужках брали баранье рагу и пили солоноватый калмыцкий чай.
В гостиницах отдельного номера нам не давали, потому что у нас не было штампа о браке, но у гостиничных администраторш находились знакомые, которые охотно сдавали нам комнату на ночь.
Почему-то, все каким-то непостижимым образом догадывались, что мы геологи. Когда мы шли по улице, за спиной раздавалось:
- Геологи, наверно…
И непременно кто-нибудь затягивал:
«Ты уехала в знойные степи,
Я ушел на разведку в тайгу…»
В ресторанах оркестранты, глядя на нас и улыбаясь, тут же начинали исполнять мелодию этой недавно появившейся и сразу ставшей популярной песни.
Мы заказывали цыпленка-табака в ткемалевом соусе, обильно посыпанного зеленью и пили холодное, в запотевших бутылках, пиво. Это было чертовски вкусно, а мы были чертовски голодны.
Из Ставрополя - в Пятигорск, оттуда на самолете ИЛ-18 – до Адлера, оттуда на такси – до Сочи. В такси попутчица – интеллигентная дама из Ленинграда, поинтересовалась:
- Вы, наверно, геологи?
- Да, а как вы догадались? – спросила я.
Дама принялась объяснять, что геолога сразу можно отличить от человека обыденной профессии. В геологе, - говорила она, - физическая привлекательность сочетаются с интеллигентностью, благородством, надежностью, и все это вместе создает чрезвычайно гармоничный симбиоз.
Меня распирало от гордости. Вот, значит, мы какие! Мой спутник иронически усмехался.
В Сочи мы сели на электричку и доехали до Лазаревской, дивного поселка на берегу моря..
Администраторша Лазаревской гостиницы спросила:
- Вам семейный?
- Видите ли, - начал мой спутник. – Мы муж и жена, но мы работаем в таких местах, где…
- Геологи? - догадалась дежурная. – Ну, так и быть, живите!
И, мурлыча себе под нос: «Ты уехала в знойные степи…» - вручила нам ключ от номера-люкс.
Эти три дня и три ночи в Лазаревской слились в моей памяти в один бесконечный миг счастливого любовного обалдения.