В понедельник утром мы с Софьей опять были в ЗАГСе, теперь уже у заведующей. Она приняла нас доброжелательно. Я спокойно обяснил ей положение, в котором нахожусь. После некоторых манипуляций со списком и консультаций с подчинёнными заведующая объявила нам, что нас распишут 30 апреля. Этот срок нас устраивал: после свадьбы у меня оставались два дня. Испытательный срок сократился с месяца до двух недель.
Эти две недели ушли на шитьё платья для невесты и на подготовку к свадьбе. О свадьбе можно говорить очень много. К ней готовилась вся моя родня. Львиную долю работ взял на себя отец. Свадьба состоялась в Одессе. Квартиру для проведения торжества любезно предоставила нам моя тётя. В основном поздравляла нас моя многочисленная родня. От невесты был только её двоюродный брат с женой. Мой брат поздравил нас скромной телеграммой, в которой пожелал нам здоровья и счастья и извинился, что не сумел приехать. Свадебного шума было много, стол был накрыт прекрасный, «вино текло рекой, сосед поил соседа». Две недели подготовки свадьбы измотали меня до основания, и весь этот пир уже был не в радость. Гуляли до утра. На следующий день отдыхать поехали в Овидиополь. Погода была отличная. Весь день провели на берегу Днестровского лимана, загорали. Опять было застолье, но уже семейное, моих сельских друзей почти не осталось в селе, а родственники отдыхали в городе. Оставшийся день моего отпуска я провёл с женой в Одессе. Весь день были вместе. Софья меня познакомила с руководительницей её дипломной работы, доцентом кафедры Завьяловой. Преподаватели нас поздравили и пожелали счастья и долгих лет совместной жизни. До позней ночи бродили по городу, желая наговориться вдоволь перед долгой разлукой. Утром опять наша семья собралась в Одессе в Красном переулке на прощальный обед. Теперь Софушка уже была полноправным членом семьи. Было принято решение, что она переедет жить из общежития в Красный переулок.
В час дня мы все выехали на вокзал. Здесь нас ждала ещё одна многочисленная группа провожающих. Дело в том, что в Заполярье к мужу уезжала моя знакомая по техникуму Инна Кацель. Миша, выпускник нашего техникума, муж Инны, служил в Полярном, недалеко от Ваенги. Я обещал родителям Инны доставить в Мурманск их дочь и передать её в руки её мужу. Компания провожающих была огромной, как будто кого-то отправляли на Северный полюс, хотя это недалеко от истины. Было много напутствий, советов. Кто-то рассказывал какие-то страшные истории, которые были с их знакомыми, и предупреждали нас, как поступать в подобных ситуациях. Я стоял между двумя дамами. С одной стороны стояла моя жена (даже странно об этом говорить!), с другой стороны стояла сестрёнка, которая очень меня любила и, как я понял, ревновала меня к Софье. Инна стояла со своими родственниками. Наконец объявили посадку. Уже успевших наговориться провожающих как током ударило, все что-то вспомнили и начали громко, перебивая друг друга, говорить. Это длилось до пятиминутной готовности. Слава Богу! Очень не люблю последние минуты проводов, когда замолкает шум провожающих и наступает мёртвая тишина. Мы с Инной вошли в вагон. Все с нетерпением ждали отхода поезда, подбадривая друг друга неестественными улыбками. Вагон двинулся, как будто вспомнил о своём предназначении, и перрон медленно начал уходить с нарастающей скоростью в сторону города, не желая покидать этот благодатный край и этот город, прославивший себя во всём мире. Он, перрон, знал, что он частица этого города. Он был уверен, что его можно разбить, разобрать, украсить или изуродовать, но выслать из Одессы никто не в силах. Что касается нас, то это точно так, только наоборот. Мы должны были покинуть город и отправиться в места, где нет ни дома, ни улицы, а есть адрес Советский Союз и пять цифр войсковой почты.
У меня и у Инны кроме Аллы Васильевой было много друзей по совместной учёбе в техникуме, которых жизнь разбросала по всему Союзу. Мы говорили о них, об их судьбах. Я рассказал ей о судьбе Нюмы Вербухе, который, как и я, попал в Заполярье по призыву в армию рядовым. Он служил где-то около города Полярного, куда ехала Инна. Я слыхал от знакомых в Одессе, что после первого года службы его нервная системма не выдержала, и после долгих проверок в лечебных заведениях Ленинграда его демобилизовали. В Одессе о его судьбе никто ничего не знал.